О поэте

Мечта идеалиста
Люблю я белый цвет акаций
и звон снегов, и шум дождей;
поэту нечего толкаться
среди министров и вождей.
Дух поэтической свободы,
искусства краски и огни
от политической заботы
спаси, Господь, и сохрани.
Я сотни раз замерз и вымок,
прикрыв лишь песню, как свечу;
а коммунизм хорош иль рынок,
судить об этом не хочу.
И все ж в какой зовут нас поезд,
сулят какую благодать,
когда иным и честь, и совесть
купить не стыдно и продать?
Откуда – свет в конце туннеля
и рай на дальнем рубеже,
когда у многих-то на деле
нет света в собственной душе?
Нас не спасут ни в коей мере
ни хлеб, ни золото, ни сталь:
без милосердия и веры
не может мир счастливым стать.
А как бы дивно музы пели
и как бы все кругом цвело,
когда бы люди не хотели…
нет, не умели делать зло.

Мы – русские
О, нет, не вызывающе красива,
ну, а взгляни – и глаз не оторвешь,
моя голубоглазая Россия
с прической цветом 
                 в спеющую рожь;
под грустную мелодию баяна,
ведущую березок хоровод,
она в весенних сумерках медвяных,
как в озере лебедушка, плывет.
Плывет в вечернем 
 платье темно-синем,
над бровью – 
                     шаловливый завиток…
А в ту войну ты сколько износила
солдатских гимнастерок и сапог?
А сколько тех траншей, 
                   плацдармов было,
и сколько ран – в атаке штыковой?
И сколько раз склонялась 
                     над могилой
ты матерью, и дочкой, и вдовой?..
Покуда жив. Могу дышать покуда,
покуда кровь во мне 
                  хоть чуть тепла,
я ни на миг все это не забуду,
что ты, моя земля, перенесла!
И вот смотрю: 
           прекрасней сказки рая
ты предо мною в дымке голубой, -
пусть там их, за границей, удивляет
и русский гнев, и русская любовь…
Живи, голубоглазая Россия! –
Бессмертна красота твоя и стать.
Мы – русские. 
           Мы – в общем-то, простые.
Но нас врагу вовек не разгадать.

***
С детских лет аж до костного хруста,
аж до боли горячей – во мне
это сладкое Родины чувство,
эта верность родной стороне.
В мире верности выше не знаю,
И хлестни хоть двенадцатый вал,
я, целуя багряное знамя,
неспроста на колени вставал,
не согласно тому, что так надо,
что велит там так строгий устав, -
это право берут как награду:
на колено под  знаменем встав!
Потому что на знамени этом,
развернувшемся над головой,
кровь в гражданской 
                рубившихся дедов,
кровь отцов на Второй мировой…
И не злобствуй ты, черная сила,
не слетайся на пир, воронье:
не возьмешь ни березки в России,
ни единой травинки ее!

Вечный свет
В суете городов,
задохнувшихся шумом и смогом,
озираюсь с тоской:
ну, зачем вдруг сюда занесло? –
И подолгу стою
на проселочной тихой дороге,
где так пахнет землей,
и на сердце, как в детстве, светло.
Сколько б раз ни пришлось
по проспектам бродить 
                   необычным,
сколько б ярких реклам
ни мигали мне в дымке ночной,
я забыть бы не смог
даже ради прописки столичной
ни тайгу и ни степь,
ни проселок, ведущий домой.
Пусть толкут без меня
по Москве горделиво-спесивой
митинговую пыль
чьи-то нервные пары штиблет,
все ж большая Москва –
слава Богу, еще не Россия,
и не в звездах Кремля –
самый чистый и праведный свет.
Ни от черных машин,
что фырчат у парадных подъездов,
ни от властных дворцов,
где, как прежде, 
           не верят слезам –
я беру этот свет
от улыбки далекого детства,
от высокой мечты,
давшей ветер моим парусам.
Я беру этот свет
в свои песни, надежды и память
от степных родников,
утолявших печали не раз;
от ночного костра,
навсегда уронившего пламя,
словно в синий туман,
в поволоку единственных глаз.
От лесов и полей,
от озер красоты несказанной,
от рассветных лугов,
затаивших вселенскую грусть,
я беру этот свет,
самый чистый и праведный самый,
что веками хранит
деревенская горькая Русь.