06:00, 30 августа 2002 года

Бумеранг

"Или ты наконец-то поговоришь с ней, или давай положим конец нашим отношениям, но так больше продолжаться не может", - сказал Маше при прощании Валерий и был по-своему прав. А она вот уже не первый день пыталась себе объяснить это странное явление - своеобразный бумеранг послала ей жизнь: точно так же много лет назад их отношения с матерью зашли в полный тупик, потому что тогда подросток-Маша с необъяснимым упрямством пресекала все ее попытки устроить личную жизнь.

Им безумно надоело врать и прятаться, общаться по телефону с помощью условных фраз и чуть ли не паролей, все время придумывать какие-то совещания и заседания, а то и командировки, чтобы выкроить часы для встреч. А ведь взрослые и, что немаловажно, свободные люди! "Господи, ну как же все это глупо и нелепо", - думала Маша, поднимаясь по лестнице домой. Но тут же представила себе искривленное злой иронией лицо дочери. Конечно, пятнадцать - это нелегкий возраст, когда даже прыщик на носу кажется проблемой мирового масштаба, и потом они привыкли жить вдвоем, с постоянной памятью о трагически погибшем муже Маши - прекрасном человеке и замечательном отце. Естественно, долгое время все внимание и любовь она отдавала только своей девочке, и та привыкла к такому положению вещей.

А что было полгода назад, когда в жизни Маши появился Валерий и она полушутя-полусерьезно завела разговор с дочерью о том, как ей одиноко, как хочется любви, мужского внимания... Та посмотрела на нее как на вымирающего птеродактиля, искренне не понимая, о чем это она. Тем не менее о разговоре не забыла и через некоторое время неожиданно и как-то нервно спросила: "Уж не думаешь ли ты какого-то мужика в дом привести? Нам что, вдвоем плохо? Тогда я сразу же уйду от вас, хоть к бабушке, хоть в общежитие, мне все равно...". Маша не нашлась, как ей все это объяснить, целиком положившись на время - может быть, оно и рассудит.

И началась игра в прятки. Хорошо еще, что Валерий принял эти партизанские условия, но обоим уже становилось понятно, что все это до поры до времени. Не раз он предлагал поговорить с ее дочерью, даже неожиданно появлялся на пороге дома с цветами и тортом. Но Маша трусила, считая, что ребенок еще не готов к этому важному разговору, да попросту боялась ее потерять, понимая, что любые увещевания при таком настрое дочери будут бесполезны. Каждый раз, когда они с Валерием разговаривали по телефону, дочь хлопала дверью, закрывалась у себя в комнате, а потом рыдала там часами, разрывая сердце матери на части. Что уж о чем-то большем говорить? Если Маша немного задерживалась или чересчур возбужденно и радостно себя вела, сразу же натыкалась на презрительные усмешки своего ребенка. Конечно, ее больно ранили и этот детский эгоизм, и нежелание самого близкого и дорогого ей человека понять и принять такие простые вещи. Ну неужели обязательно надо кем-то из них пожертвовать? Разумеется, это никак не может быть дочь.

Вечером она бесцельно бродила по квартире не в силах найти себе ни места, ни занятия. В привычное время Валерий не позвонил, и всем ее существом начал одолевать безотчетный страх и холод. Она зачем-то достала из недр старенький их с мамой семейный альбом - эту простенькую иллюстрацию такой же одинокой женской жизни. Как в зеркальном отражении, она увидела в матери себя сегодняшнюю. Вспомнила, как люто ненавидела этого малоприятного дядю Витю с отвратительными манерами, кричащим голосом и глупыми шутками, приходящего по выходным в их уютное тихое гнездышко, сразу же нарушая царившие в нем покой и гармонию. Как раздражало ее поведение матери, порхающей, как девочка, вокруг этого странного субъекта. Уже в более старшем возрасте появлялся на мамином горизонте еще один "кандидат", который так же безапелляционно был "уничтожен" Машей, потому что все это ей было обидно и противно, и мать, естественно, не могла этого не видеть. Во всяком случае, через некоторое время и этот персонаж перестал приходить, а потом и вовсе исчез, к великому облегчению Маши, из их жизни.

Может быть, причиной разрыва была не только она или вообще не она, ведь они так никогда и не поговорили на эту тему, к тому не было никаких упреков. Но почему-то значительно позже, когда мать одиноко старела, жила отдельно и страшно мучилась своим одиночеством, Машу все время не покидало чувство вины: а вдруг это именно из-за нее, дочери, эта женщина обрекла себя на столь унылую старость? Могла ли она принимать такую серьезную жертву во имя себя, любимой? Но, как говорится, если бы молодость знала, если бы старость могла...

На последних фотографиях мама только в одном образе - грустном и усталом. Маша невольно представила и себя на ее месте, тем более что в данной ситуации это сделать было несложно. Она отчетливо увидела всю свою дальнейшую безрадостную жизнь, ведь дети когда-то все равно уходят, им предстоит пройти свой путь. Возможно, и ее дочь, когда вырастет, будет сожалеть о том, что сейчас так несправедлива к ней. Только стоит ли за это расплачиваться своей жизнью? На то мы и взрослые, чтобы научить детей любить и понимать. Но как-то так случилось, что до сих пор они ни разу не поговорили о бабушке, о том, что все это уже было в их семье и чем закончилось.

Маша набрала номер Валеры и сказала: "Хорошо, будь что будет - приходи сегодня!..". Вечером они оба волновались, как дети, когда услышали звук открывающегося замка. Но, наверное, иногда мы попросту недооцениваем "взрослость" своих подрастающих детей или думаем о них хуже, чем они есть. Конечно, дочь не выразила восторга, мгновенно оценив серьезность этой исторической ситуации, тем не менее никуда уходить не порывалась и даже вполне миролюбиво спросила: "Решили наконец-то легализоваться?..".

Наталья ЧЕРНИГОВА
«Бумеранг»
Газета «Ставропольская правда»
30 августа 2002 года