Пьеса «Костюмер» Бориса Щербакова на сцене ставропольского драмтеатра

Пьеса «Костюмер» появилась на свет в 60–е годы и сразу стала необычайно популярна среди европейских режиссеров и актеров. Все лучшие театры Европы и Америки пожелали ставить эту психологическую драму, находя в ней глубокую мысль – о служении человека своему делу, в данном случае театру. Говорят, автор и сам послужил в театре в качестве костюмера и актера, поэтому закулисную жизнь людей искусства знает доподлинно. Прежде всего знает, что жизнь актеров – это не только букеты цветов и аплодисменты, но и огромный труд, душевный и физический. Обратная сторона этой «медали», как правило, скрыта от зрителя.

Незамысловатый сюжет уводит нас к обычному дню обычной провинциальной труппы, разъезжающей по небольшим городам Англии с шекспировским преимущественно репертуаром. Руководитель труппы – сэр Джон, исполняющий здесь главные роли, а значит, тот, на ком держится все, без преувеличения: касса, успех, завтрашний день... И вот этот «мотор» неожиданно не выдерживает перегрузок. Из–за его нервного срыва вечерний спектакль под угрозой отмены. И хотя сэр Джон находит в себе силы вернуться из больницы, обрести себя ему помогает «простой» костюмер Норман, который служит ему преданно много лет. Человек этот веселый, ловкий, фанатично любящий театр и свою работу. И своего, извините за выражение, «хозяина», несмотря на сложный, деспотичный и капризный характер сэра Джона. И вот вокруг этой цепочки, в общем–то, мелких событий все и крутится, и вроде бы даже никаких вам особых конфликтов и страстей. Тем не менее зачем–то написана была пьеса, и что–то находят в ней вот уже полвека самые разные режиссеры. Но что она может дать нам, зрителям? Особенно, замечу в скобках, тем, кто пришел в театр отдыхать и вряд ли настроен вдаваться в душевные муки и «поиски смыслов»... Мы взрослые люди и прекрасно знаем, что таких зрителей в театральном зале набирается немало, и они имеют право. А тут вдруг извольте думать и сопереживать. Получается, и для публики спектакль – своего рода экзамен на человеческую зрелость, на способность к сочувствию...

Скажу сразу: работа над спектаклем проделана, конечно, огромная. Для афиши нашего театра даже, прямо сказать, необычная. И уже само появление в этой афише «Костюмера» делает театру честь. Хотя в программке жанр пьесы звучит как «трагикомические откровения из театральной закулисной жизни», я бы, скорее, причислила ее все же к драме. Потому как приставка «траги» в данном случае существенно перевешивает. Меня, признаться, вообще удивил выбор драматургического материала: играть на сцене, простите за тавтологию, сцены из своей же – театральной – жизни? Ну или почти своей, коль дело происходит где–то в Англии. Добровольно раскрывать таинственный мир людей искусства, этих «небожителей» и кумиров публики, творцов волшебных грез? Собственно, это похоже на саморазоблачение: никакие мы не кумиры, а такие же живые люди, как и те, что сидят в зале, каждый со своими проблемами и «тараканами»...

Не столь часто бывает, чтобы не штатный режиссер, а актер, и весьма успешный, активно задействованный в репертуаре, взял и поставил полноценный спектакль. Отважный человек, честное слово. И потому, что сумел–таки реализовать явно выношенную, если даже не выстраданную идею, и потому, за какую драматургию взялся. Борис Щербаков эдак по–хорошему замахнулся... Нет, не Вильяма нашего, но тоже, знаете ли, и Харвуд не прост. Спектакль вышел плотным, серьезно–задумчивым и, естественно, по–своему нервным. Иначе и не могло быть, коль скоро в центре внимания оказываются рефлексии утомленного интеллигента. Сэр Джон ведь не просто втихомолку, в уголке тяготится «высоким призванием» глаголом жечь сердца, вокруг его метаний и вместе с ним мечутся «маленькие люди» театра, на которых–то, между прочим, ого–го как много там и держится. Взявши на себя помимо режиссерской еще и одну из главных ролей, Б. Щербаков несет здесь неимоверную нагрузку, и, возможно, этого не нужно было делать, поручив роль кому–то из коллег, благо в коллективе есть подходящие. Это, мне кажется, позволило бы постановщику свободнее влиять на ту тысячу творческих мелочей, из которых и создается ткань спектакля: незримая рука постановщика регулирует все, от интонаций и жестов актеров до смены декораций и световых изысков. Впрочем, будучи профессионалом высокого класса, Щербаков в присущей ему самозабвенно–страстной манере всецело отдается характеру своего персонажа. Его сэр Джон – личность хоть и не самая положительная, однако же порождает очень живые реакции в зрительском сердце, то раздражая, то вызывая улыбку, то интригуя...

В течение почти всего спектакля на сцене присутствует тот самый костюмер, давший название пьесе, и все эти почти три часа не устаешь поражаться неутомимости и энергии нашего уважаемого мэтра – Владимира Аллахвердова, вложившего в своего Нормана столько сил и мастерства. Он рисует его иными, нежели сэра Джона, красками – более спокойными, неброскими, но получается замечательно убедительно! И невольно думаешь: кто же больше в театре хозяин – главный артист или его «обслуживающий персонал»? С какой психологически выверенной иронией, с каким лукавым прищуром поглядывает на сэра Джона этот «маленький человек» – всего лишь костюмер, чье место вроде бы в пыльном гардеробе, среди вешалок, шляпок и париков... Очередные взбрыки «хозяина» для философа и природного психолога Нормана – самая благоприятная среда обитания, в коей он по–настоящему незаменим, важен, необходим. Да ведь и сам В. Аллахвердов, несомненно, мудрец по жизни и в чем–то, мне кажется, очень глубокий философ. Артист щедро делится собственным мироощущением с персонажем, перед нами тот случай, когда актер человечески сильнее своего героя, ему есть что отдавать, что вкладывать в роль. Костюмер Аллахвердова, по сути, целый человек–театр, концентрированно–обобщенный образ присущих театру черт – от преданности искусству и нежной привязанности к таланту до, увы, непременных склок и интриг...

Впечатлила женская команда спектакля – Людмила Ковалец, Лада Гольдман, Елена Днепровская. Актрисы, имеющие имя в Ставрополе, пользующиеся огромной и заслуженной симпатией публики, каждая из них здесь по–своему неожиданна, внося свою лепту в полотно действия. Хотя волею драматурга их героини отчасти схематичны: вот – избалованная прима провинциальной сцены, вот – «серая мышка» из персонала, тихо влюбленная в героя, вот – юная попрыгунья, мнящая себя будущей звездой... Однако все эти линии выдержаны четко, в нужном направлении и, разумеется, на очень неплохом исполнительском уровне. Вообще одна из приятных черт спектакля – много добротной актерской работы, согласитесь, это так ценно сегодня, в период едва ли не глобального процветания непрофессионалов, куда ни пойди.

Чего показалось в постановке недостаточно, так это динамики. Что выразилось и в периодически нагнетаемом многословии произносимого текста, и в замедленном темпе целого ряда эпизодов, особенно в самом начале (длинный разбег!), и в порой затянутой внешней экзальтации событий. Вот если бы психопатичного сэра Джона было чуть–чуть поменьше, а ироничного Нормана чуть побольше, а некоторые моменты взять бы да и выкинуть вовсе. Боюсь, однако, в этих своих субъективных пожеланиях уподобиться незабвенной гоголевской Агафье Тихоновне... С другой стороны, как не вспомнить гения, говорившего о задаче творца в искусстве, – надо «всего лишь» отсечь лишнее. И останется главное и самое интересное. Ради чего и приходим мы в театр. Чтобы к действительно драматичному финалу нам не надоедал герой, слишком погруженный во фрейдистские самокопания, а хотелось по–настоящему, не умозрительно вникнуть в происходящее и дрогнуть сердцем.

Быть может, по причине вышеизложенного жизнь, представленная в спектакле, показалась далекой от нас, живущих здесь и сейчас. Хотя хрупкие мостики в наше время проложены: своеобразным перекликом эпох воспринимается начало спектакля, где историческим фоном служат разговоры о войне и бомбежках... Мы в последние месяцы тоже чаще стали вспоминать Вторую мировую. И все же это здесь – всего лишь фон, который вполне мог быть и каким–то совсем иным, недаром он кажется немного натянутым, наигранным. А вот мир театра, вернее, внутренний мир человека театра, или, если еще точнее, – просто человека интересен всегда. Человек остается главным объектом искусства, будь он хоть великий артист, хоть простой костюмер. И тогда подумаешь: а так ли уж далеки они от народа?

...В тот вечер на спектакль «Костюмер» в театр набилось очень много молодежи, не знаю уж, по своей ли доброй воле или по учительской. Хохмившие и хихикавшие при входе, азартно поглощавшие бутерброды в буфете в антракте, ребята–старшеклассники приятно удивили не свойственной возрасту сосредоточенностью: смотрели и слушали весьма внимательно. Молодцы. Если не сердца, то умы их что–то явно задело.

*****

Лично меня порадовало известие о том, что Борис Щербаков решил продолжить режиссерские опыты на родной сцене, причем готовится открыть нам еще одно интересное имя мира драматургии, на сей раз – украинской. Живет в знаменитой Одессе набирающий популярность автор – Александр Мордань, меценат и даже организатор театральных фестивалей, причем в России. Из двух его одноактных пьес Б. Щербаков ставит спектакль–трагифарс, который обещает показать ближе к концу сезона. Обратите внимание на названия пьес – «Кошки–мышки» и «Борщ в четыре руки». Уже интересно?