Цветы к обелиску

Родились у молодых дочь Валя – копия отца и сын Ваня, похожий на мать. Говорят, за таким сходством кроется счастливая судьба. Но счастье родителей было так скоротечно… Переехали они в Вознесеновку, что в Апанасенковском районе, и в середине 1940-го ушел глава семейства служить срочную. Однажды приснился Марусе страшный сон, поделилась она своей тревогой со свекровью, поохали вдвоем, стараясь предположить, к чему бы это. А разгадка явилась после обеда: по радио объявили, что началась война.

Заголосила земля, провожая сынов, - кого на подвиг, кого на муки, кого на бессмертие. Первые похоронки пришли в село, а Маша не знала о муже ничего. И вдруг, как сон, как наваждение, совершенно неожиданно он прибыл на сутки домой. Весь день играл с детьми, беседовал с матерью, а на закате увел жену в поле, и всю ноченьку напролет считали они звезды, загадывали про будущую свою жизнь, вспоминали, как впервые увидели друг друга. Яркая луна освещала их путь, трава пела венчальную песню, а потревоженные кузнечики на всю округу трезвонили про их счастье. За всю предыдущую жизнь не сказал Жора жене столько нежных слов, сколько услышала она той ночью. Она и сейчас их помнит – как стихи, как молитву, как песню.

Потянулись долгие, долгие дни и месяцы ожидания. Маша работала в бригаде и конюхом, и на косилке. Как было трудно – не передать, а пожаловаться некому – всем тяжело. Бабы постарше не особо сочувствовали приезжим, а она ведь как раз была из их числа. Сошлась Мария с такой же «чужачкой», как и она, – Надей Пузановой. Все старались делать в паре: так и веселей, и легче. Бригадир Филипп Андриенко на вид хоть и суров, но в душе был удивительно добрым человеком. Измученных непосильной работой девчат он жалел по-отцовски, как мог, старался сохранить их здоровыми. А они недоумевали: чего это он приказал конюхам сшить им широкие кожаные ремни, да еще и заставлял затягивать их потуже. Оказывается, чтоб не надорвались, чтоб детишек смогли рожать, когда мужики с фронта вернутся. Собственноручно пошил им с Надеждой сапоги.

А до Победы было еще так далеко. Письма от Георгия приходили нечасто, их Маруся заучивала наизусть, были там не только приветы и вопросы, но и стихи, которые солдат посвящал только ей – своей любимой. Мария Федоровна до сих пор помнит их и читает наизусть без единой запинки, на одном дыхании, вот уже больше шестидесяти лет.

Георгий погиб при защите Севастополя 22 июня 1942-го, ровно через год после начала войны. Долго не верила она похоронке, все ждала, что придет желанный треугольник, в котором Жора объяснит, как могла произойти такая страшная ошибка. И однажды почтальон действительно принес в дом треугольную весточку из госпиталя, только писал ей совершенно незнакомый солдат, назвавшийся другом ее мужа, и сообщивший, что Георгий вынес его, тяжело раненного, с поля боя и отправил в медсанбат. «Я обязан ему тем, что выжил, - писал солдат, - сообщите, где он сейчас воюет».

Боль утраты с новой силой пронзила сердце. Мария с трудом оправилась после этих переживаний, так и не найдя в себе сил ответить на письмо. Через полгода друг Георгия вновь напомнил о себе, и пришлось поделиться скорбными вестями.

И все равно она ждала, верила в роковую ошибку. Отчаяние глушила тяжелой работой в поле, и местные бабы, видя, как страдает ее израненная душа, перестали ее чураться. Все вместе делили на равных тяжелую долю тружениц тыла. Пахали, сеяли, косили хлеб, заготавливали корма для животных, выращивали хлопок, ухаживали за скотиной. А мечты у всех только о том, чтоб поскорее кончилась эта проклятая война да вернулись домой мужики. И дождались – полыхнула всенародным ликованием долгожданная Победа. Да только сильно поредели солдатские ряды.

Время шло, и стал к Марии свататься один вдовый фронтовик. Она и слушать ни о чем не хотела, однако свекровь сумела ее убедить, что Георгия уже не вернешь, а детвору поднимать одной трудно. Так и оказалась она в семье Егора. А у того своих ребятишек трое. Продала вдова землянку, корову зарезала, чтоб одеть-обуть и накормить семью. Жалко было детвору, да и слова «мачеха» боялась. Они, правда, не капризничали особо, видя такую заботу. Стали потихоньку оттаивать детские сердечки. И вдруг через полгода – страшный удар: умирает от ран Егор. Мучительный вопрос, как жить дальше, как растить такую ораву, стоял перед Марией недолго: вернувшись с кладбища, она увидела, что вещи ее собраны и выставлены на улицу, а на узлах сидят ее Валя и Ваня. Так решили родственники Егора. Подкосились ноги, потекли горькие слезы, и не было впереди никакого просвета, никакой надежды. Сжалилась над ней соседка, позвала к себе пожить, а потом колхоз выделил хатенку.

- Никогда, - говорит Мария Федоровна, - не забуду вопрос сына: «Мы теперь всегда втроем будем всю-всю еду съедать?». Как он обрадовался, услышав утвердительный ответ! Недоедали ребятишки и боялись, что опять придется голодать.

Она сдержала честное слово, данное сыну в тот вечер, и больше не пыталась устроить ни свою судьбу, ни судьбы своих детей. Как растила, как жилы рвала, чтоб прокормить, одеть, выучить, одному Богу ведомо.

Опорой и поддержкой всей ее жизни был брат Афанасий, даже когда обрел собственную семью, он ни в чем не ущемлял племянников. И жена его Надя стала для нее самой близкой подружкой, дружба эта крепка до сих пор. А дети давно выросли, и внуки тоже выросли, есть и правнуки.

Да, вскоре после войны пыталась Мария Федоровна отыскать могилу мужа. Писала письма, расспрашивала фронтовиков, но все тщетно. В 1969-м дочь с зятем повезли ее на места былых сражений, откуда пришла похоронка на Георгия. Но ни на одном из обелисков не нашли они родной фамилии. Безымянных же могил на их пути встретилось немало. В Вознесеновское привезли лишь горсть земли.

Прямо напротив дома, где Мария Федоровна живет с семьей сына, стоит памятник погибшим землякам. Там высечено на мраморе и имя Георгия Кравченко. Сколько выращивается во дворе цветов – все в конце концов оказываются у подножия обелиска. Там же была оставлена и горсть земли из Севастополя. Так что память о ярком, но коротком счастье этой женщины всегда рядышком, только дорогу перейти.