След на земле

Издавна тревожное и горькое чувство вызывают во мне слова из церковной книги, называемой требник.

«Помянух пророка вопиюща: аз есмь земля и пепел. И паки разсмотрех во гробех, и видех кости обнажены и рек: убо кто есть царь, или воин, или богат, или убог, или праведник, или грешник; но упокой, Господи, с праведниками раба твоего… Плачу и рыдаю, егда помышляю смерть и вижду во гробех лежащую по образу Божию созданную красоту нашу безобразну, безславну, не имущу вида…».

Как выразительно, как горько умели писать в старину, какою грустью наполняют наши сердца эти не привычные для современного слуха слова!

Кто из нас не задумывался о смерти? Кого не страшила мысль о ее неотвратимости?

В детстве смерти для нас нет, и даже когда умирает кто-то чужой, мы не верим, что однажды это случится с нами. Но годы проходят, и приходит старость, и все чаще задумываемся мы: где, за каким углом, на каком перекрестке и в какой день подстережет нас та, кого издавна принято изображать костлявой старухой с остро отточенной косой?

Многих, очень многих людей, встречавшихся мне на улицах в недавнем прошлом, я больше не вижу: они навсегда покинули этот мир. Их нет и уже никогда не будет среди нас, как нет и не будет наших родителей, нашего сына Андрея, всех тех, без кого мрачнее и пустыннее стала для нас земля.

Говорят, что есть в далекой стране Перу племя кечуа, где покойника провожают на кладбище с песнями и плясками, потому что он ушел в лучший мир, мир вечного счастья. Но мы-то знаем: не вечное счастье ждет нас за гробом, а вечное небытие, а потому каждая смерть, даже смерть чужого человека, печалит нас, ибо понимаем мы, что придет и наш черед навеки покинуть этот мир, богатый невзгодами и все-таки дорогой нам.

Прав был английский поэт и проповедник Джон Донн, сказавший:

«…Смерть каждого человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством, а потому не спрашивай, по ком звонит колокол: он звонит и по тебе».

С возрастом начинаешь острее воспринимать окружающий мир, понимать эфемерность цветка, бабочки, свою собственную недолговечность.

В нынешнем году весна запоздала. Лишь ко второй половине мая зацвели айвовые деревья, и их кроны с крупными розовато-белыми цветами полны сладкого пчелиного гудения. Цветет сирень, и ее аромат сливается с ароматом ландышей. Причудливые бутоны ириса кажутся сделанными искусным мастером из нежного сиреневого шелка. Еще цветут поздние тюльпаны - красные с желтыми прожилками, белые с розовыми полосками и красными кончиками лепестков. А совсем недавно цвели крупные алые тюльпаны и изумрудно-зеленые травы расцвечены были золотыми звездочками одуванчиков. Солнце, по-весеннему ласковое, нежно греет спину; чистый, свежий воздух пахнет скошенной травой; небо словно написано прозрачным ультрамарином, и черные крестики ласточек кружат высоко-высоко.

И невольно задумываешься о том, что ты уже немолод, что наступит время, когда все это будет существовать для других, а не для тебя.

Как трудно смириться с этим, как грустно расставаться с этой земной красотой! И пусть наша жизнь никогда не была богата радостями и не жалела для нас оплеух, мы многое простить ей готовы именно за возможность видеть чудную прелесть майских каштанов, украшенных желтоватыми свечами - пирамидками соцветий, высокие, дышащие свежестью травы, любоваться, стоя на крыльце своего дома во время грозы, упругими струями весеннего ливня, извилистыми молниями, рвущими в клочья клубящееся ночное небо.

В ясные ночи взгляд оторвать невозможно от геометрически четкого Ориона, от мелкой россыпи Плеяд, от голубой Веги, от зигзага Кассиопеи и ковша Большой Медведицы и трудно поверить, что когда-то все это навсегда исчезнет для тебя.

Но рано или поздно уходить придется - таков закон природы, и надо с этим смириться и думать только о том, чтобы оставить добрый след в сердцах как можно большего числа людей…