«Целуй меня крепче!»

-Эй, дядя, развлечься не желаешь? – вспрыгнув из темноты на подножку притормозившей у моста дальнобойной фуры, крикнула в раскрытое окно жевавшая жвачку молоденькая девчонка, одетая в наряд бразильских путан и раскрашенная до смазливости яркой косметикой. На вид ей было лет семнадцать. Сложения была худосочного, но оголила нарядом все, что смогла.

– Ты чего, дуреха, под колеса прешься?! – возмутился побагровевший от возмущения водитель. – На тот свет торопишься? Там уж повеселишься!

– Да ладно тебе каркать, – пренебрежительно резанула по воздуху своими сабельно-острыми ногтями с лиловым лаком девица, – говори скорей, обниматься-целоваться будешь?

– Да ты что, девка?! – снова вскипел водитель, и от этого лысина его взмокла. – Ты мне в дочери годишься! Совсем сдурела – третий час ночи, а ты по проселкам голяком шастаешь. И куда твои родители смотрят?! Тьфу! – сплюнул он в сердцах.

– А это уже не твоего ума дело, – грубо оборвала его девчонка и спрыгнула на обочину. – На хрен было тогда и останавливаться!

– Ленка, прокол, – крикнула она выскочившей из темени подруге, такой же, как она, размалеванной и оголенной.

– Ой, Галька, не везет нам сегодня, третья фура, а все без толку, – глядя во-след удалявшейся машине, вздохнула Лена. – Может, домой пойдем, замерзла я, зуб на зуб не попадает.

– Да ладно тебе ныть! Если ты летом мерзнешь, что зимой запоешь?

– Зимой меня уже здесь не будет, – ответила Лена.

– А где ж ты будешь?

– Ты же знаешь, Костик из армии приходит. Мы уже на октябрь и свадьбу назначили.

– Да ладно тебе, свадьбу! – недовольно передернула плечами Галька, завистливо зыркнув на подругу. – С чего ты взяла, что он на тебе женится?

– Обещался, – Лена смущенно потупила взгляд.

– Все они обещают, а потом богатеньких в городах находят, – плеснула яду в Ленины мечты упрямая Галька.

– Не-ет, мой Костик не такой, – принялась оправдываться Лена. – Да и я не из бедных. Приданое у меня уже есть, а еще месяцок с тобой тут поработаю, и можно будет с Костиком в город махнуть.

– А вдруг он узнает, каким местом ты это приданое себе заработала? – прищурив накрашенный глаз, ехидно спросила Галина.

– Откуда ж он узнает, если ты не скажешь? – наивно удивилась Лена. – А ты ведь не скажешь? – она заглянула подруге в глаза, но та ничего не ответила, отвела взгляд в сторону и хихикнула.

– Гальк, ну ответь, не скажешь? – настаивала Лена, теребя подругу за рукав блузки.

– Ладно, не дрейфь! – с усмешкой бросила Галина. – Вон, гляди, еще кто-то едет, – указала она взглядом в освещенную автомобильными фарами темноту, – шуруй на ту сторону моста, да не зевай, чуть что, на дорогу прямо выскакивай, не то и правда пустыми домой пойдем.

– Да не затормозит он, – выразила сомнение Лена, глядя на быстро приближавшиеся огни, – это легковушка, а они в это время по ночам с любимыми на моря летят, как вольные птицы.

– Ладно тебе бубнить, делай, что говорю, – приказала Галина и сама принялась наскоро приводить себя в порядок, оправляя наряд и сбившуюся прическу.

Разрезая фарами темноту, легковушка приближалась к мосту, но скорости не сбавляла. Очевидно, проехав спавший поселок, водитель обрадовался, что дорога пуста, и позволил себе раскатить машину до ста двадцати, унесшись мечтами к желанному морю, галдящему пляжу и палящему солнцу. Из радиоприемника доносился прекрасный голос: «Бэ са мэ, бэ са мэ мучо»… На заднем сиденье притихли жена водителя и уснувшая дочь. Малышку укачала дорожная тряска, а жена замечталась о чем-то своем, наконец-то успокоившись после утомительных и хлопотливых сборов. Ей вспомнилась их первая с мужем встреча, и тревожная истома заполнила сердце. «Целуй меня крепче», – пела по-испански певица под монотонный гул мотора, и казалось, в мире никого и ничего больше не было, кроме несущейся сквозь время машины и этого безмерного счастья родства трех близких людей, замкнутых в крохотном пространстве, наполненном пением, надеждами и мечтами.

 

При въезде на мост дорога сужалась, водитель начал сбавлять газ, но вдруг справа на дороге возникла женская фигура с призывно вскинутыми вверх руками. Чтобы не сбить девицу, водитель дернул руль влево, но, вовремя вспомнив про узкий мост, рванул руль назад и, зацепив колесами за край бордюра, ударил по тормозам, чертыхая про себя выпрыгнувшую из ночи проститутку. Но тут перед капотом на секунду появилась еще одна женская фигура, затем машину с силой тряхнуло, и, пролетев на тормозах еще десяток метров, она остановилась…

Внутри салона царило полное замешательство.

– Что это было? – почему-то шепотом спросила жена, пытаясь успокоить заплакавшего ребенка.

– Не знаю, – озираясь по сторонам, ответил мужчина. – Мне показалось, что мы кого-то сбили. Пойду посмотрю.

Он вышел в темноту и, обойдя машину, обнаружил на левом крыле пятна крови. Взяв из бардачка фонарь, пошел осматривать дорогу.

Бездыханное тело молодой женщины лежало в стороне. Его откинуло при столкновении. Это была та самая Лена, что собиралась замуж за Костика. Из-под сбившейся разорванной одежды торчали такие беспомощные девичьи колени, а краска помады смешалась с цветом крови.

– Ленка! Ты где?! – вдруг услышал водитель голос бежавшей через мост женщины. – Ленка, дура! Куда ты запропастилась?! – кричала она и, добежав до яркого круга, освещенного фонарем, в ужасе застыла, оборвав крик.

И вдруг отчетливо-ясно послышалось вокруг стрекотание сверчков и бархатный голос, призывно и нежно певший из распахнутой дверцы стоявшего поодаль автомобиля.

– «Бэ са мэ, бэ са мэ мучо», – пел он, – «Целуй меня, целуй меня крепче!»

Михаил ЮРЬЕВ