Гражданские здесь не ходят

На фоне этого вопиющего случая его «командирские подвиги» в отношении подчиненных сразу померкли. Но даже смерть не стала причиной для того, чтобы всерьез разобраться, что же творится в воинском подразделении. Виновник трагедии больше полугода продолжал… нести службу: от взятия под стражу его защитила «родная» прокуратура.

К небольшому палаточному городку за околицей поселка Пхия в Карачаево-Черкесии местные жители привыкли, так что уже не задавали вопросов, почему пограничники обустроились так далеко от охраняемых ими рубежей. Дела военные. Главным в этом лагере был Аслан П. К его частым походам к водочному ларьку поселковые тоже привыкли. В тот день, 3 сентября прошлого года, все было, как обычно. Аслан с товарищем выпили, сели в «Жигули» и поехали кататься по окрестностям. Навстречу выпорхнула стайка беспечных, о чем-то гомонящих подростков. Деревня не город, родители здесь не опасаются отпускать своих чад одних, вокруг же все свои, кто может обидеть? На этот раз нашлось кому. Одна из девочек - она приехала с отцом из Красноярска погостить к родственникам, полюбоваться горными красотами - Аслану приглянулась. От предложения подвезти до дома Аня отказалась. Но Паша, сын соседей ее родственников, убедил: поехали, у них музыка классная, послушаем, и оружие там настоящее, боевое, потом я тебя домой провожу.

Из показаний отца Ани. «Дочь я нашел в лагере пограничников. Когда я подъехал, из палатки выбежала поселковая медсестра и закричала: «Саша, быстрей сюда, надо спасать Анюту». Солдаты и старший лагеря Аслан П. сидели в это время у костра. Я забежал в палатку и увидел на кровати скорчившуюся, держащуюся за живот дочь. Из огнестрельной раны сочилась только сукровица, зато все вокруг было сплошным красным пятном. Два часа она провела без медицинской помощи. Первый мой вопрос был: «Кто это сделал?» Дочь ответила, что это старший лагеря Аслан П.».

По прибытии в лагерь П. споил Пашу до состояния невменяемости - тот отключился. Тогда он стал домогаться Анюты. Та сказала ему, что «она не такая, и он может командовать подчиненными, а она пойдет домой». Пограничник зазвал в палатку одного из солдат и наотмашь ударил его несколько раз по лицу. «Смотри, кто здесь хозяин!» Но Анюта настаивала, чтобы ее выпустили. «Ты такая же, как все, - он грязно выругался. – И сегодня ты будешь спать со мной». Потом он взял ружье и приставил ствол к ее животу: «Если дернешься, застрелю». Аня тем не менее попыталась встать – Аслан П. нажал на спусковой крючок.

Из показаний отца Ани. «При нашем с Аней разговоре (когда она слабеющим голосом рассказывала отцу, что произошло. – Л.К.) присутствовали несколько солдат срочной службы. Я у них спросил: «Почему же вы раньше не сообщили?» Те ответили, что Аслан П. их запугал, сказал: «Прибью на месте, если, не дай бог, кто сообщит родственникам». С медсестрой мы уложили дочь в машину и отвезли в больницу. Аня умерла на операционном столе».

Девочку можно было спасти, если бы она сразу была доставлена в больницу и ей оказали медицинскую помощь.

Если следовать нормальной человеческой логике, то Аслана П. следовало немедленно арестовать. Именно этого добивалась представитель интересов потерпевших. Адвокат - и не напрасно - опасалась, что, оставаясь на свободе, Аслан П. может помешать ходу следствия. Ее требования военной прокуратурой были тем не менее отклонены. Тогда на нарушение прав потерпевшей стороны она обратила внимание уполномоченного по правам человека в Ставропольском крае А. Селюкова. На его запрос отреагировали незамедлительно. В адрес министра юстиции и председателя адвокатской палаты Ставропольского края полетели «под копирку» жалобы из военного ведомства.

«С учетом вышеизложенного, - пишет военный прокурор Северо-Кавказского регионального управления Федеральной пограничной службы России полковник юстиции С. Новиков, - в целях устранения возможных негативных последствий деятельности адвоката прошу вас разъяснить ей (адвокату потерпевшей стороны. - Л.К.) требования Конституции РФ, уголовного и уголовно-процессуального законодательства о презумпции невиновности, о недопустимости воспрепятствования всестороннему, полному, объективному (?! - Л.К.) расследованию дела, о недопустимости нарушения прав других участников уголовного судопроизводства и разглашения данных до решения суда и вступления приговора в законную силу».

А вот что С. Новиков ответил на запрос А. Селюкова: «Не отрицая того факта, что действиями Аслана П. причинен неустранимый вред правам родителей погибшей девушки, нельзя не отметить того, что арест и заключение под стражу П. лишит его семью средств к существованию и поставит жену и малолетних детей обвиняемого на грань нищенского существования и, возможно, – голодной смерти, что также является нарушением прав человека и чего органы прокуратуры позволить себе не могут… Адвокат, настаивая на применении к обвиняемому меры пресечения в виде заключения под стражу, несмотря на неоднократные предложения следователя, не смогла привести иных предусмотренных Уголовно-процессуальным кодексом РФ причин, помимо тяжести преступления…». Без комментариев.

И далее: «Заявление, что П. уничтожил доказательство-ружье, из которого был произведен выстрел (приказал одному из подчиненных выбросить в реку. – Л.К.), не может быть оценено как обстоятельство, препятствующее установлению истины, так как факт причинения огнестрельного ранения Асланом П. потерпевшей Ф. доказан полностью материалами дела и сомнению не подвергается».

Так ли? Вопреки утверждениям прокурора, что П. всячески «способствует следствию и дает признательные показания», тот уже попытался представить себя не таким уж и виноватым в случившемся. Мол, подчиненный, которого он просил принести ружье, не в тот ствол загнал патрон. Ответ, по крайней мере, на этот вопрос уже унесло быстрое течение горной реки. Нельзя сбрасывать со счетов и вполне реальную возможность запугивания им и без того запуганных (достаточно вспомнить, как вели они себя 3 сентября) подчиненных, непосредственных свидетелей преступления. Ведь он буквально до недавнего времени оставался их командиром, командиром, который легко, не задумываясь, даст солдату в морду, если что не так. И где гарантия, что после соответствующей обработки в суде они скажут то же, что и во время предварительного следствия?

Трудно вообще понять, как представители военной юстиции могут так хладнокровно относиться к случившемуся. От рук человека в погонах, чье предназначение защищать, погиб подросток. Виновник трагедии спокойно продолжает служить, зато все силы «военной машины» бросаются на противодействие тем, кто попытался зайти на «чужую территорию». На допрос в прокуратуру вызывают адвоката потерпевшей стороны и уполномоченного по правам человека в Ставропольском крае (нарушая закон). Берут с них подписку о неразглашении тайны следствия (по сути, на это они и не посягали). Зато Аслан П. в прокурорских ответах выглядит «отличником боевой и политической подготовки» и попросту незаменимым человеком в армии.

Неужели не ясно, что этот случай находится далеко за пределами отдельного уголовного дела? Разобраться в случившемся по закону и справедливости – не только дело чести военных, но и задача общества в целом. Ведь цель проводимой сегодня в стране судебно-правовой реформы заключается как раз в том, чтобы сделать работу правоохранительных органов более гласной. Это необходимо и им самим, и всем нам. А говорить есть о чем.

P.S. Ответ вышестоящего пограничного начальства - военного прокурора ФПС РФ Н. Зверева – на очередной запрос уполномоченного по правам человека в СК уже не столь безапелляционен, чем из нижестоящей пограничной прокуратуры, и носит более конструктивный характер. Но содержание...

«В Пятигорский гарнизонный военный суд, - пишет он, - направлено соответствующее ходатайство об избрании в отношении обвиняемого в качестве меры пресечения заключения под стражу. Однако, несмотря на тяжесть предъявленного П. обвинения, суд в удовлетворении ходатайства отказал».

Кстати, уже назначенное слушание по делу П. так и не состоялось… Теперь обвиняемого отправили на психиатрическое обследование.