Чужое зло

Это оно сломало жизнь Татьяне Рябоконь и ее семье. Как всегда, зло многолико. Первым его именем стала вторая чеченская...

Хутор Прогонный Ростовановского сельского совета Курского района знал и другие беды. Гибель Кости Рябоконя – одна в череде сельских трагедий: и раньше сельские парни уходили на эту войну, и не все возвращались. Для Татьяны же потеря старшего сына – выбитый из-под ног краеугольный камень всей жизни. Нет в этом преувеличения. Хотя в любой семье смерть всегда выбивает невосполнимую брешь...

Костя, радиотелеграфист разведывательной десантной роты, погиб в бою. Он просто остался прикрывать отход своих, когда они напоролись на засаду боевиков. Крикнул, чтобы ребята уходили, а сам остался. Стрельбу его автомата они слышали до тех пор, пока не оказались на безопасной позиции. Автомат замолчал. Потом заговорил снова редкими уже, одиночными выстрелами. Ромка рванулся к Косте, еще не услышав приказа, – может, только ранен... Чеченский снайпер убил их обоих.

Татьяна часто перечитывает короткие безыскусные строчки, написанные солдатскими руками, которым чаще приходится держать автомат, чем ручку. Пытается в них найти ответ на вопрос, как же дальше жить им всем, без Кости?

Жить трудно. Особенно сейчас. Хотя и раньше легко не было. Девчонкой начала работать в колхозе. Поливальный агрегат стал ее "Мерседесом". Тут и приметил ее Борис: замуж позвал, когда ей еще и восемнадцати не было. Потом все, как у всех. Детей рожала, растила... Но работу не оставляла, как бы тяжело ни было. Даже когда Борис, по его собственному выражению, "скалечился" и нужно было его и лечить, и инвалидность (сейчас у него вторая группа) оформлять, держалась. Опорой и надеждой стал Костя. Все просил: потерпи, мама, я вот вырасту, в армии отслужу, тогда заживем. Кто осудит ее за то, что верила: все несбывшиеся ее мечты и желания воплотит в жизнь именно Костя. Он как-то сразу повзрослел после болезни отца, занял то главное место, которое и должен занимать самый сильный мужчина. Он им был.

Среднему сыну Татьяны и Бориса, Володе, когда погиб Костя, еще восемнадцати не было. Все рвался в армию – в ту часть, где старший брат служил. О том, что может в армию не идти (такое положено), слушать не хотел, мать отговаривала, криком кричала – отмалчивался. Послушался тех парней, что с Костей служили, да по дороге в очередную командировку на войну проведать заехали. И вправду, на кого всех оставить? Младшая в семье – Нина – даром, что Бог ростом не обидел, всего-то в седьмом классе. Так и решилось...

Но, Боже мой, как же Татьяне не хватает именно Кости. Хороший Володя сын, ласковый и послушный. Все последние годы на уборке работал в "Ростовановском". Со слезами на глазах благодарит Татьяна председателя колхоза Виктора Затолокина: если бы не заработанное летом зерно, не умерли бы, конечно, но откровенно голодали. Сейчас Володя (зря что ли и на тракториста, и на шофера выучился) будет работать в колхозе постоянно. Но хватки что ли нет у него или не пришло в его двадцать (21 ему исполнится только летом) еще осознание того, что ему семью по жизни тащить?..

Татьяна тяжело заболела. Как радовалась, что год назад нашла себе работу. Она теперь – работник соцслужбы на дому. Для восьми дедушек и бабушек хуторов Широкого и Прогонного она – кормилица, поилица, доставщица и уборщица. И нравится ей, и зарплата отнюдь не лишняя, и даже на то, что тяжело на велосипеде по сельским дорогам, не жаловалась. Но вот спина болит. Да и с нервами что-то такое. Плачу, рассказывает, трясусь вся. Борис настоял, чтобы поехала в больницу. Сначала в Курскую, потом в Новопавловск. Вести врачи сообщили не радостные. Мало того что умудрилась инсульт на ногах перенести, так что-то с позвоночником такое, что аж в Ставрополь теперь на обследование посылают. Наверное, юность колхозная таким манером выходит.

А по большому счету, Татьяна (она и сама это понимает) болеет от чужого зла. Многоликое оно. Беспощадное...

Кто-то в районе сказал мне, что, мол, у Рябоконей, как и у многих других, появляются иждивенческие настроения: и то им дай, и это положено. Не думаю, что открою какой-то секрет. Более злые слова говорили Татьяне в лицо. Она опять плачет:

– Да разве бы я ходила вот так, унижалась? Не надо мне ничего, никаких льгот, только Костика отдайте.

Не отдаст Родина Костю Рябоконя. Забрала навсегда. То, что вернулось, покоится нынче неподалеку от улицы, на которой живет семья. Под памятником. Сумму которого до копейки высчитали в краевом военном комиссариате в ответе Татьяне, подписанном крайвоенкомом генералом Валентином Марьиным: на установку памятника сыну вам выплачены 3339 рублей 60 копеек. И далее: "Но мы будем и впредь стараться не оставить Вас наедине с Вашим горем".

Только плохо, наверно, стараются товарищи военные. И гражданские власти недалеко ушли. От фамилии Шелест Татьяну Рябоконь начинает просто трясти. Мало того что сам он запутался ("разрулить" ситуацию помогло только вмешательство главы районной администрации Сергея Логвинова) в положенных – по закону! – льготах, так еще и потребовал, чтобы она сдала удостоверение, по которому ездила по району бесплатно и в котором написано, что она имеет право на льготы и преимущества как мать, потерявшая сына на войне. В сердцах кричала тогда Татьяна:

– Сдам, но только самому Путину!

Не копеечные и не рублевые эти льготы. Хотя лишних денег в семье Рябоконей нет. Обида тоже не самое главное – претерпелось за эти годы. Гложет Татьяну, мать семейства, в котором муж-инвалид, толком не начавший работать сын и школьница-дочь, большее: что с ними будет, если свалится она? Если болезнь не позволит больше бегать по кабинетам и выпрашивать то, что положено по закону.

– Кто их будет кормить? – спрашивает она у меня.

Я знаю ответ. Такой же, какой знает Таня:

– Никто.

У нас, в России, наверное, никогда не будет такого, чтобы положенные льготы сами по себе "домой приезжали". Привыкли уже, что каждую надо выбегать, выходить, а то и высудить. "Неужели без этого нельзя обойтись?", – спрашивает Татьяна. Вопрос повисает в воздухе. "В Прохладном, продолжает Татьяна, в такой же ситуации семья, так там отцу и за третью группу инвалидности по потере кормильца платят. И квартиру сразу дали. И домой пришли, рассказали, какие льготы положены". Если бы не крайние обстоятельства, она бы давно махнула на все рукой. Но не может. По большому счету и решить-то нужно не очень много, все остальное она уже выходила. Да не решается.

Ну, во-первых, вроде бы потерял сына-кормильца Борис. Но пенсия по потере кормильца положена ему только по достижении пенсионного возраста. Во-вторых, до болезни работал Борис Рябоконь в совхозе "Кановский". А вот земельного пая ему не досталось. Готов сейчас директор совхоза выделить землю, а нету ее в натуральном выражении. А в фонде перераспределения есть, но ... короче говоря, вопрос не решается. Третье и самое главное – у семьи нет собственного жилья. Все надежды были на то, что Костя отслужит в армии, заработает и начнут потихоньку строиться. Сейчас это немыслимо. Вот и продолжают жить в доме родственников. Никто пока в шею не гонит. Но свербит у Татьяны в душе. А если что-то изменится? Домик очень уж небольшой: даже если Володя решит жениться, жить будет негде. Письма и жалобы Татьяны ходят по замкнутому кругу: от губернатора в министерство ЖКХ, из крайвоенкомата ссылка идет на губернатора, а все вместе переправляют их в Курскую. Хотя здесь, понятно, это проблема из проблем. Так что "утешается" семья погибшего Кости констатацией факта, что поставлены они на льготную очередь. Теперь вот Юрию Гонтарю, депутату и председателю ГДСК, передал письмо о проблемах Рябоконей глава сельской администрации Николай Панаиотиди. Ждут ответа. Были еще те самые "проездные льготы", вопрос с которыми решил Логвинов в самый канун нашего приезда.

Что делать? Известный русский вопрос для Татьяны превращается в вопрос жизни. И не только ее собственной, в вопрос жизни всей ее семьи. Татьяна Рябоконь просит и требует (хоть и не нравится некоторым это слово) от государства то, что государство обещало дать в случае гибели сына.

На мой взгляд, нужно не говорить о помощи, а помогать. Для решения самой главной жилищной проблемы нужно – максимум! – 250 тысяч рублей. Все остальное и того меньше требует: простого внимания и желания решить все эти вопросы. Но если его нет, то не появится и после этой публикации.

Мы, коллектив редакции газеты "Ставропольская правда", не можем полностью исправить чужое зло. Не можем вернуть Костю. Не можем решить все проблемы. Мы делаем то, что можем делать. Вот уже более полутора лет Костя Рябоконь числится в штате "Ставрополки". Числится среди живых. И, значит, среди погибших не значится.

Поэтому у добра для семьи Рябоконей только одно имя - "Ставропольская правда". Не великую зарплату сына – в тысячу рублей - получает ежемесячно на сберегательную книжку Татьяна. Но это больше, чем инвалидская пенсия Бориса, больше, чем нынешние заработки Татьяны.

Я никогда не видела нашего шефа – главного редактора "Ставропольской правды" – растерянным. Но что скажешь, если встретила его Татьяна словами, еле пробивавшимися сквозь рыдания:

– Вы одни нас не бросили!.. Я каждый день Бога молю, чтобы у вас все хорошо было. Не прожить нам без этих денег.

И нет в этих словах преувеличения. Нина, как всякий ребенок, растет не по дням, а по часам. Одежда для нее – из наших денег. И бреши в хозяйстве Татьяна закрывает тоже из них. То, чем многие тыкают в глаза, – компенсации и выплаты, полученные после Костиной смерти, – ушло на проведение газа. В чужом, напомню, доме.

Приехав проведать Рябоконей, мы привезли и подарки. Выбирали женщины редакции то, что нужно каждой семье, – постельные наборы, полотенца, чайник. Все оказалось ко двору. Все нужно.

* * *

Радостей в России немного, зла и страданий куда больше. А потому каждый добрый поступок властей и помнится долго, и благодарность за него безмерна. Эти слова не мне принадлежат. Их написал замечательный журналист Георгий Рожнов. По другому поводу. Но суть от этого не меняется.

Есть у Татьяны Рябоконь мечта. Все вышеперечисленное – хлопоты. Мечта тоже с болью. Хочет она поехать в поселок Дубравка Белохолоненского сельсовета Кировской области. Там живет Надежда Шубина, мать того самого Ромки, который погиб, пытаясь спасти ее сына. Просто сказать спасибо. Вроде как, говорит Татьяна, и ее вина в его смерти есть.

Так может думать и ощущать только человек с очень чистой душой и совестью. Понятно, что у власти души не бывает.

А совести?..

От редакции. Мы ни на что не надеемся и ни к чему не призываем. Мы будем делать то же, что и делали. Платить зарплату семье погибшего в чеченской войне Кости Рябоконя. И все-таки адрес и номер расчетного счета (телефонной связи с хутором Прогонным нет) мы готовы сообщить каждому, кто захочет помочь. Пусть у добра тоже будет много лиц!