Юрий Поляков: Вопль о здравом смысле

– Юрий Михайлович, вы не впервые участвуете в нашем форуме, наверное, чем-то особым привлекают вас такие встречи?

– Услышанное и увиденное в эти дни заставляет о многом задуматься и на многое взглянуть другими глазами. Например, в Ставрополе посчастливилось услышать пение епархиального хора. Чуть ли не каждое второе произведение было сочинением великого русского композитора Георгия Свиридова. И тут подумалось: почему в год столетия Свиридова в Москве открыли памятник... Мстиславу Растроповичу. Растропович, конечно, хороший музыкант, но столетие-то у Свиридова! А памятника нет. Другой пример: недавно в Москве открыли памятник Майе Плисецкой, выдающейся нашей балерине, скончавшейся за рубежом. Но сразу возникает вопрос: а почему до сих пор нет памятника великой русской балерине Галине Улановой, умершей в Москве и уже давным-давно?.. Вроде бы правильнее сначала Улановой, а потом Плисецкой... На Арбате стоит памятник Булату Окуджаве, замечательному барду. Нужен памятник Окуджаве? Наверное, нужен. Но тогда сначала надо поставить памятник Алексею Фатьянову и Аполлону Григорьеву, родоначальникам песенной, гитарной поэзии. Окуджава – их продолжатель, но им памятников нет. Вот уже с 2014 года идет бурная, постоянно выливающаяся в СМИ подготовка к столетию Александра Солженицына. Нужно праздновать эту дату? Думаю, нужно. Это крупный писатель. Но почему тогда чуть не забыли (если бы «Литературная газета» не напомнила) столетие не менее значительного писателя Константина Симонова? А до 2018 года, когда исполнится сто лет нашему выдающемуся гулаговеду, еще будет 150 лет Максиму Горькому, всемирно известному русскому писателю. И 200 лет Ивану Тургеневу, также всемирно известному русскому писателю. Но почему-то наш МИД обращается к мировому сообществу с предложением сделать 2018 год годом Солженицына, а не годом Тургенева, что было бы правильнее в духе примирения людей, которые по-разному смотрят на события нашей истории.

– Как вы думаете, почему так происходит?

– Возникает ощущение, что у нас попросту нет продуманной, идущей на пользу нашему государству культурной политики. Между тем, ведя на форуме ВРНС дискуссии об опыте минувшего столетия, давайте вспомним, что одной из мощных сил, которые свалили Российскую империю, была творческая интеллигенция, которая практически вся, за редким исключением, состояла из оппозиционеров. «Лето Господне» было написано Шмелевым уже в эмиграции, а что писал тот же автор, живя в России? Он был весьма оппозиционен. Та же история с Буниным. «Окаянные дни» написаны, уже когда гром грянул, а до этого была весьма оппозиционная проза. Если литература и должна быть оппозиционна, то это должна быть оппозиция на улучшение, а не на уничтожение... То же самое с крушением советской государственности в 1991 году: огромную роль сыграла опять-таки творческая интеллигенция. И как не сделать вывод из этих двух катастроф и продолжать за счет государственных денег пестовать такую же оппозицию?! Наконец недавно власть сказала либеральной группе нашей интеллигенции: период вашей монополии, когда финансировали только вас, закончился! Во-первых, потому что вы не оправдали надежд и не создали ничего значительного. А во-вторых, просто потому что стране стало жить тяжело.

– И сразу столько криков про цензуру, 37-й...

– Тревожный симптом: противостояние, не удавшееся на Болотной площади, пытаются всеми силами перенести в духовную сферу. Но дело в том, что в творческой среде союзников у власти не так уж много. Просто потому что 25 лет власть сама пестовала, так сказать, исключительно либеральную интеллигенцию. Она царит в СМИ, она в основном возглавляет крупнейшие издания, музеи, театры... И если дойдет дело до того, кто будет высказываться за продолжение сложного, но все-таки эволюционного развития, а кто опять за революционную ломку, я вас уверяю, что перевес сил будет именно за этими новыми буревестниками. И не сознавать этого нельзя!

– Тут, наверное, есть вина и другой части деятелей культуры, долгое время словно устранявшихся от активной жизни.

– Даже наш Союз писателей России, по сути, являющийся государственно-патриотической партией, имеющей отделения во всех регионах страны, бездействует. Он напоминает армию, в штабе которой уснули в комфортном летаргическом сне и не предпринимают никаких усилий для влияния на власть. А надо действовать, требуя равного представительства в том же эфире, а не монополии одного из направлений. Будущей весной предстоит съезд писателей, и я очень надеюсь, что писатели Северного Кавказа выступят за обновление Союза, чтобы туда пришли новые, молодые люди, которые действительно оживили бы эту организацию, поставили ее на службу российскому государству.

– Юрий Михайлович, думаю, вам особенно близко то, что на Ставропольском форуме немало сказано о проблемах русского языка как средства межнационального общения, достояния общегосударственной культуры.

– И тут опять приходится говорить о том, что в стране нет по этому поводу внятной позиции. Пример: многие наверняка видели по телевидению рекламу известной отечественной продовольственной площадки, именуемой только по-английски. Но ведь это же смешно, когда против нас продолжают действовать санкции, а мы не можем своего же производителя называть по-русски... По этой логике давайте назовем наш новый авианосец, спускаемый на воду, «Макнамара» или «Эйзенхауэр»! А закон о государственном языке, чему «Литгазета» посвятила специальную публикацию, настоятельно требует доработки ради защиты нашего информационного и духовного пространства. В этой же связи имеет смысл вспомнить и восстановить отлаженную в свое время систему перевода национальных литератур на русский язык, потому что очень многие талантливые вещи написаны на национальных языках и литературу у нас создают не только на русском языке, как думают организаторы «Большой книги» и чиновники «Роспечати». Однако они не получают адекватного перевода. Вспоминаю, как на церемонии открытия Года литературы на сцене МХТ им. Чехова не прозвучало ни одного имени наших национальных классиков! Ни Гамзатова, ни Кулиева, ни Кугультинова! Такое впечатление, что у нас вообще национальных литератур нет. А в зале сидело все начальство страны, но никто не сделал замечания, что так нельзя, что мы таким образом подрываем наше федеральное единство и все это может плохо кончиться, потому что культурная сфера при всей ее внешней эфемерности – весьма серьезная вещь. Поэтому особенно радует то, что эти проблемы прозвучали на форуме в Ставрополе, и надеюсь, что наш совместный вопль о здравом смысле будет услышан в Москве.

– Вы давно и успешно сотрудничаете со Ставропольским театром драмы, уже четыре ваши пьесы прошли на его сцене.

– Да, причем ваш театр одним из первых губернских театров России начал ставить меня так последовательно. Столько моих пьес идет только в Москве во МХАТ им. Горького, Владикавказе и Ереване.

– И каковы впечатления автора от последней премьеры – спектакля «Чемоданчик»?

– Очень хорошая постановка, тем более что мне есть с чем сравнивать, он идет в Театре сатиры в Москве, в Ростове-на-Дону... Реакция зрительного зала была живая: соскучился народ по острой сатире. У нас ведь ее отдали на откуп или диссидентам, или русофобам. В то время как Салтыков-Щедрин, Булгаков, Зощенко – все были истинно русские люди, хоть и весьма ехидные...

– Наши актеры полюбили ваше творчество, с азартом воплощают образы ваших героев.

– Это приятно. И актеров тоже можно понять. Комедии-то сегодня почти никто не пишет, особенно традиционные, на которые можно семьей сходить, а не краснеть на них, сидя с дочерью-старшеклассницей, от того, что она слышит и видит на сцене, как это бывало на моей памяти. В моей пьесе много ехидного, но, как говорится, в рамках морали.

– Возвращаясь к прошедшему форуму, как вы считаете, не слишком ли разная публика собирается?

– Но это отражает разноголосицу мнений в обществе. И пусть эти разные мнения – политические, мировоззренческие, конфессиональные – сталкиваются на таких площадках и высекают какие-то искры, иногда очень полезные, чем это будет выливаться на улицы, в опасные конфликты. Собственно говоря, это одно из достоинств демократического общества, когда возможен обмен мнениями. Кстати сказать, я вовсе не против тех, кто придерживается, условно говоря, либеральных взглядов, они тоже нужны для развития общества. Наша ошибка минувшей четверти века была в том, что те получили монополию везде. Вспоминаю о своей работе на телевидении – это же отдельная история! Если речь о премии Кандинского, этой теме находятся и время, и камеры, а как только премия Аркадия Пластова, так нет ни камеры, ни времени в эфире... Юбилей Довлатова или Бродского – пожалуйста, а Твардовского и Белова – ничего...

– И этот перекос на ТВ продолжается.

– Я с ним боролся, пока вел передачу на канале «Культура», но, честное слово, устал! Телевидение, если к нему серьезно относиться, предполагает огромный расход энергии, а если еще и постоянная борьба за идею, это очень изматывает.

– В Ставрополе вам была вручена награда патриарха, наверное, таким образом отмечена ваша патриотическая позиция.

– Это произошло вскоре после того, как исполнилось пятнадцать лет, как я возглавляю «Литературную газету», ранее значительный период бывшую квазилиберальным, а по большому счету, антигосударственным изданием, в том числе и антиправославным. Нашими усилиями оно стало центристским, с уважением относящимся ко всем конфессиям, и прежде всего к православию. Вспоминаю, как вскоре после моего назначения на должность главного редактора в одном из интервью меня спросили, почему у меня в кабинете висит икона. На что я ответил: «А если я человек православный, то не семисвечник же мне ставить». И я очень благодарен патриарху за высокую оценку.

– На секциях форума вы много говорили о проблемах культуры. Нужна ли сегодня в этой сфере реформа, хотя само по себе слово «реформа» несколько девальвировано?

– Культура – непрекращающийся процесс преемственности, борьбы разных течений, развивающийся по своим имманентным законам, их не надо нарушать, но надо знать, как ими пользоваться. Поэтому культуру нельзя реформировать, это не система образования и не армия. Но дать в этой сфере равные возможности всем направлениям, прежде всего работающим на укрепление государства, на просвещение общества, на утверждение принципов нравственности, конечно, нужно. У нас до последнего времени все было с точностью до наоборот. Вот смотрите, началась общественная дискуссия об уроках революции 1917 года, о ее причинах и результатах. А что делает культура за казенные деньги? Снимает фильм «Матильда», посвященный добрачной связи императора с балериной. Это что, главная тема революции? Может, Кшесинская привела к революции? А еще делается третья экранизация «Хождения по мукам» А. Толстого, где убирается весь социально-исторический фон революции и в итоге остается этакий вариант «сердца четырех» – Рощин, Катя, Даша, Телегин... А революция где-то там, боком прошла.

– Между прочим, в советском кино были очень приличные фильмы на революционные темы, к примеру, не так давно показали «Шестое июля».

– Очень хороший фильм. Ну да, в советском кино были некие табуированные фигуры, Троцкого не показывали, как будто его не было. Плохо? Не здорово. Но все остальное – правда! А сейчас Троцкого показывают, но все остальное – вранье!

– Как вам позиция Николая Бурляева о том, что культуру надо вывести из рынка?

– Думаю, так он просто заостряет проблему. Культуру невозможно вывести из рынка, потому что есть жанры, связанные с рынком неразрывно. Например, мюзикл или цирк, да и фильм должен собирать залы, собирать кассу, иначе кому он нужен. А есть явно некоммерческая часть культуры – поэзия, постановки классики... На практике же у нас значительная часть экспериментально-либерального сектора культуры давно выведена из рынка: есть спектакли, проваливающиеся после первого представления, есть никем не раскупаемые тиражи книг, выпущенных на гранты «Роспечати». Демарш Райкина и Звягинцева о том, что чуть ли не 37-й год наступает, как раз и связан с тем, что период их внерыночного существования закончился. Почему Звягинцев снял фильм «Елена» вроде бы про Россию, но по английскому сценарию и в другой стране, смотришь и думаешь: что-то не похоже на Россию... Оказывается, и написано было не про нас. А снято на наши деньги! И показано у нас. По Звягинцеву выходит, вон какие у нас благородные миллионеры и какие мерзотные русские люди...

– А ведь есть свой добрый опыт: советский кинематограф приносил очень большой доход.

– Конечно, и потому обязательно надо восстановить систему проката. Так же как и наладить систему распространения книг, прежде чем давать на них деньги. А то у нас в Год литературы в одной только Москве закрылось 15 книжных магазинов. Есть уже города, где не осталось ни одного крупного книжного магазина! Только отдельные полочки в других торговых точках.

– При этом нам говорят, что бумага умирает...

– А как же тогда магазины книг, в которых всегда полно народу?! Я вот уверен, что если у вас в Ставрополе в здание, на котором еще строители выбили на века слова «Дом книги», вернуть книгу, там будет полно народу! У нас рядом с редакцией «Литгазеты» есть «Библиоглобус», так там порой к полкам не пробиться... Я во всех городах захожу в книжные магазины. Уверяю вас, какое бы ни было время дня, там всегда есть люди! У нас готовы спонсировать за казенный счет все что угодно, но вот понизить арендные ставки книжным магазинам считается «не рынком»... Вот о чем Бурляев говорит. Не может книжный магазин платить аренду наравне с винным!

– Вам как редактору газеты, наверное, тема умирающей бумаги близка. Насколько читаем бумажный формат «Литературки»?

– Когда этот процесс лет около десяти назад начал намечаться, я, конечно, занервничал, как человек старой, бумажной культуры. Но потом успокоился. Потому что обратил внимание на закономерность: на сколько сокращается бумажный тираж, на столько прибавляется посещений нашего сайта электронной версии «ЛГ».

– То есть читатель от вас не ушел?

– Просто происходит смена читательских поколений. И то, что было естественно для моего поколения, то для моей дочери или внуков устарело, и они уже почти все смотрят в Интернете.

– Так значит, скоро совсем не нужен будет бумажный вариант?

– Если у каждого будет планшет, в котором нажатием кнопки можно вызвать любую газету и любую книгу, и если людям будет комфортно это читать, почему бы и нет? При этом всегда останутся те, кому захочется шелестеть книгой, делать в ней закладочки...

– Говорят, на Западе таких и нынче немало.

– Да, там пошел откат. Более того, наметилась такая тенденция: в Европе новые книги вбрасывают сначала в Интернет и смотрят, как они читаются. И те, которые читаются хорошо, издают на бумаге, и читатель интернетовский покупает, чтобы иметь книгу уже у себя на полке. То есть интернет-издание стало пробной группой. Как далее сложится, не знаю. Но главное, люди читают.

– Юрий Михайлович, вы любите приезжать в провинцию. А ведь это по-человечески напряжно – летать, тратить время и силы.

– Чаще всего это связано или с какой-то моей премьерой, или со встречей с читателями, или с таким интеллектуальным форумом, как Собор, где я могу услышать для себя много интересного. Мои корни в Рязанской губернии, но родился и вырос я в Москве, и мне как москвичу очень интересно, как думают и оценивают какие-то вещи далеко от столицы. Ведь в конечном счете судьбу страны определяют здесь, в провинции. А для писателя это очень важно! В моем последнем романе «Любовь в эпоху перемен» дается попытка взгляда на Москву в период перестройки именно в сопоставлении с придуманным мной городком Тихославлем.

– А новые пьесы пишутся?

– Недавно пьесу «Золото партии» передал вашему театру. Она отчасти связана со столетием Октября, поскольку в прологе события происходят накануне революции, а потом действие переносится на современную Рублевку... Хотя на самом деле это семейная комедия, причем смешная, с разными сюжетными поворотами. В Москве тоже ее собираются ставить на нескольких губернских сценах, не буду говорить каких, чтобы не сглазить... Так что я к 2017-му подготовился.