Детские страхи

Многого мы боимся в детские годы.

Мир кажется нам непонятным и сложным, и некому разъяснить нам причины природных явлений и тем избавить нас от страха перед ними.

Многое страшило в детстве и меня, и однажды мама повела меня к «бабке», как называли тогда знахарок, лечивших людей. Говорили, будто эта женщина хорошо умеет «испуг выливать». Я не понимал значения этих слов и думал, что она будет выливать из меня что-то жидкое, что называется «испугом».

Шел я к знахарке с тайным страхом в душе: она представлялась мне костлявой и скрюченной, подобно Бабе-яге из страшных сказок. Но, к моему удивлению, «бабка» оказалась самой обыкновенной пожилой женщиной с круглым добрым лицом.

Жила она на самом краю села в маленькой выбеленной мелом хатенке. В ее единственной комнате на полках стояли разнокалиберные глиняные горшки и кувшины, а на вбитых в саманные стены гвоздях висели пучки разных трав, от чего в помещении стоял какой-то сложный дурманящий аромат.

Узнав, что мама привела меня к ней лечиться от моих страхов, знахарка не стала больше ни о чем спрашивать ни меня, ни мою мать, а сразу приступила к лечению. Она принесла жестяную миску с водой, кусок воска и спички. Растопленный воск капал в воду, образуя на дне миски какие-то сложные узоры.

- Гляди, Параня, - сказала женщина, закончив эту процедуру. – Тут все видать, что твого мальца пужае. Вот молонья, вот муха какая-сь, а тут, видишь, козюля и веретеничка.

«Козюлей» у нас называли гадюку, а «веретеничкой» - ящерицу.

- Погляди и ты, Ваня, - сказала мама.

Не знаю, были ли там на самом деле изображения, о которых говорила знахарка, или это ее внушение так подействовало на меня, но я и в самом деле увидел в миске и молнию, и осу, и гадюку с ящерицей.

- Ты, Ваня, их больше не пужайся, - сказала женщина. – Они не страшные.

И в следующий наш приход она опять плавила воск и лила его в воду.

- Вишь, теперя они еще мельче стали, - сказала знахарка. – Как совсем пропадут, так ты их бояться перестанешь.

И однажды наступил день, когда поверхность воска стала совсем гладкой, и я перестал бояться и грозы, и ос, и ящериц. Только гадюк по-прежнему остерегался. Такова была сила внушения этой неграмотной крестьянки.

Интересно то, что впоследствии, когда я стал взрослым, ни одному врачу не удалось загипнотизировать меня. Видно, мой скептицизм мешал этому.