Новая встреча: Петр Пересыпкин

Окно

Ночь убаюкивает все живое, но Валера, коренастый крепыш лет четырнадцати, никак не заснет. То и дело поскрипывает оконная рама на петлях, привязанная с улицы старшим братом, чтобы не захлопывалась. Надо идти отвязывать. Валера сунул босые ноги в тапочки, вышел в коридор. А навстречу вдруг мать идет.

- Ты чего шлепаешь? - грубо спросила.

- Чего надо, того и шлепаю! - рассердился он.

- Грамотный какой, - передразнила мать. - Вот я похожу тебе, скотина!

- Не кричи! Ровно преступник я - не сын, - выдохнул Валера и вышел из дома. «Вот так всегда: скажет мать, будто ножом по сердцу», - вспыхнуло где-то в глубине души. Валера развязал веревочку, беззвучно притворил раму, прислушался к ночной темноте. Движение воздуха принесло запах дождя, запах полыни.

Он вспомнил девочку из соседнего двора, что приехала на время каникул. Чудная она, Вера, и говорит чудно: «Ты мужчина, Валер! Не груби маме!». И это «не груби» - звонкое, как щебет ласточки, звучало, словно «не губи маму».

Свет из комнаты, сквозь темные шторы, едва нарушает мрак. Двигаться не хочется. «Где они, близкие люди? Мама!»

Валера медленно доверчиво касается лбом стекла, слезы скользят из глаз, падают на грудь, на белую майку.

Ночь безлунная. Только зарницы, отблеск дальней грозы...

 

За хлебом

Исход сентября. Солнце приближается к полудню, не по-осеннему горячее. В станице Назарной редко где увидишь казака, чаще пришлых из Дагестана. От этого мысли у мужчины беспокойные, думы тяжелые. Приехал в родную станицу и не узнал ее. Кубань обмелела, дома какие-то сиротливые, что ли. И неуютные, именно неуютные.

Хлопнула калитка. Из двора вышла девочка. Маленькая, светловолосая. С пакетом в руках. И покачивается, как одуванчик. Топает прямо к мужчине, который призадумался возле иссиня-черной «Лады» десятой модели.

- Далеко собралась?

Отвечает охотно, серьезно:

- Далеко. В магазин. За хлебом.

- Действительно далековато. Садись подвезу.

Мужчина открыл заднюю дверцу. Села. Пакет на колени положила.

- Кто ж тебя, такую малую, в магазин послал?

- Бабушка, - ответила кротко.

- А что, кроме тебя, больше некому за хлебом сходить?

- Некому. Мамки нет. А папку бандиты убили. Бабушка лежит. Болеет. Время идти за хлебом - надо идти за хлебом.

- А сколько тебе лет?

Девочка задумалась.

- Пять лет мне, - и показала ручку с оттопыренными пальцами. - Вот сколько. Большая уже.

- Умница, правильно говоришь, - похвалил мужчина девочку. - Он подрулил к магазину, остановил. - Ну вот мы и приехали...

Мужчина открыл дверцу и посмотрел, как девочка легко спрыгнула на землю и направилась к небольшому обшарпанному зданию с вывеской «Продмаг». Вывеска была блеклая, выцветшая на солнце. И деревянная дверь была такая же старая, знакомая, как и железная ручка, на которой следы ее детских рук остались. Открыла дверь девочка с трудом. И когда она скрылась за дверью, мужчина почувствовал, что он очень устал. На него навалилась черная тоска и не отпускала всю дорогу, пока он ехал в город, к своему дому, где его ждал внук, тоже оставшийся без отца.

Петр ПЕРЕСЫПКИН