Две коровы в узелке
Каким-то чудом умудрилась Куля еще и семилетку закончить. Училась-то неплохо, но проблема в другом: одежку да обувку детвора носила по очереди, а очередь одна: хоть в школу, хоть на гулянье. Если кто-то из ребятни захватил валенки, его братья и сестры довольствовались то ботами, то парусиновыми черевичками, а кому и вовсе ничего не доставалось. Так что строчка из песни Лидии Руслановой «по морозу босиком…» - это никакая не выдумка, это детство и юность того поколения.
Акулине десять годков было, когда вспомнила матушка ее давнее пророчество про третью дочку. Зима в 1937-м морозная да суровая выдалась. Снегов намело, метелей навертело над Воздвиженским невиданных. А детворе все равно дома не сидится. Выскользнула раз Куля из хаты в каком-то рваном зипуне да в опорках на ногах, словно козочка от сугроба к сугробу прыг-скок! Подружек хотела позвать на улицу, а не нашла никого. Разрумянилась от воздуха морозного, порхает среди снежинок и вдруг слышит: дзинь-дзинь! Мчат по дороге сани, тройкой запряженные, красиво так, как в сказке. Еще и колокольцы под дугой вовсю заливаются. Санями мужик нездешний управляет, рядом с ним молодайка восседает гордо. Акулина решила хоть на минуточку присоседиться к чужому счастью, пролететь по родному селу под серебряный звон. Ловко так подпрыгнула, да и повисла сзади на санях – хорошо! Жаль, никто не видит, как мчит ее, словно ветер, красивая повозка.
Зато непрошеную пассажирку заметил возница. Брови нахмурил, заорал благим матом, арапник схватил да как огреет изо всех сил! Обожгло лицо от удара, упала Куля наземь, снег к щекам прижимает, плачет от боли да от обиды. А когда рыдать перестала, смотрит: и не снег вовсе у нее в ладошках, а какая-то белая тряпица. Развязала узелок - пачка денег внутри оказалась. А колокольцы давно уж смолкли, тройка умчалась в даль. Не ведал суровый проезжий, что арапником он нечаянно выбросил из саней свои сбережения.
Принесла девочка свою находку домой. Родители перво-наперво насторожились: что, да откуда, да нельзя чужого брать. Потом начали рубец от плетки всякими мазями и травами обрабатывать: не дай бог, на всю жизнь лицо девке изуродует.
Денег в той тряпице оказалось немало: двух коров можно было купить. Поначалу тужили Селезневы о чужой беде: богатство не трогали, даже с соседями поделились о происшествии. Сумму, однако, не называли, надеясь услышать ее от владельца. Да только не явился никто за пропажей. Год между тем голодный выдался, и волей-неволей пришлось лезть в узелок, как бы взаймы брать. Несколько лет хранили те деньги, боясь потратить до конца. А потом война, и жизнь так переменилась, что история с арапником и червонцами как-то сама собой ушла на второй план. Хотя, вспоминает Акулина Ивановна, именно те деньги помогли им не умереть с голоду – выжили все девять детей, что для нищей деревни было удивительно.
А гадалка-то оказалась права – нередко глаза Акулины различали на земле – в пыли или в грязи - то пятак, то рубль. Бывало, идет дюжина девчат на посиделки, все проскочат, а только она одна и заметит на земле денежку. Накупят семечек или ломпасеек – всем радость.
Много позже, аккурат через 60 лет, довелось ей еще раз найти крупную сумму – рядом с кладбищем. Пять с лишним миллионов рублей там было! Подобрала Акулина Ивановна сверточек, стала неподалеку и поджидает, не появится ли растеряша. Никого нет, только соседка индюков пасет. Подошла к ней, поболтали о новостях деревенских и – по домам. На другой день та стучится в окошко, просит какую-нибудь таблетку от сердца. Тут и поделилась она своей бедой: то ли потеряла, то ли спрятала и забыла куда все деньги, что были в доме. И сумму назвала. Вместо таблетки Акулина Ивановна подает ей пропажу ее. Вот радости-то было и благодарности, а слез сколько! Оказывается, возвращать чужую потерю гораздо приятнее, чем ее тратить.
А на жизнь Акулина привыкла зарабатывать собственными руками, и испытаний этим рукам досталось немало: в колхозе на разных работах и скирдовала, и травы косила, и зерно на токах лопатила. После войны полюбила воздвиженского хлопца Василия Костенко. Войну провел он в фашистских концлагерях, домой вернулся измученный да израненный. Очень гордился, что жена ему такая досталась: бойкая да работящая, все у нее с шуткой да прибауткой. На гармошке хорошо играл. Бывало, пляшет жена в компании или на сцене, а Антонович глаз с нее не сводит, любуется своей кралей. Складно они прожили жизнь, четверых детишек воспитали.
А вот уж десятый год пошел, как овдовела Акулина Ивановна. Супруг ее четыре инфаркта перенес: как попрекнет кто-нибудь, что в плену был, он - за сердце. Люди ведь разные, это сейчас помягче, с пониманием стали относиться к тем, кто в лагерях фашистских был. А тогда их с предателями в один ряд ставили. Василий только и жил утешениями своей Акулинушки. Всю жизнь пела она для него свои лучшие песни, коим выучилась с детства, а некоторые и сама сочиняла. Она ведь в сельском хоре «Родник» лет тридцать - не меньше - поет, хоть годочков бабушке Куле уже 79. Недавно одна знакомая призналась ей:
- Жизнь прожила, а что за штука такая - любовь, не довелось узнать.
У Кули аж слезы на глазах:
- Неужели правда, несчастная ты моя…
Поплакали вместе о горькой бабьей любви - для одной потерянной, для другой – невстреченной. Потом затянули свою любимую: «Сидела пара голубей и что-то ворковала…». А по морщинистым щекам катились непрошеные слезы.
…Не заметила Акулина, как и жизнь пролетела, – в трудах, в заботах, в песнях. Дети выросли, разлетелись, и живет она одна в доме, где всегда находилось место для верных ее спутников: баяна, балалайки и гитары. А еще невесть каким чудом сохранилась денежная купюра с надписью «Три червонца» - память из того морозного 1937-года, когда она разом получила удар арапником и «материальную компенсацию» за это. А вот от государства приятных сюрпризов ждать не приходится: пенсию в 1695 рублей, заработанную за 48 трудовых колхозных лет, подарком не назовешь: этого хватит разве что на два похода в аптеку…
Вот так и прожила жизнь женщина, которой на роду было написано купаться в деньгах. Сама она к услугам гадалок не прибегала никогда. А сейчас предсказатели и вовсе странные пошли: через объявления зазывают, разные блага гарантируют, только денег плати побольше. Не уважает баба Куля то ремесло. На селе крестьянина только руки кормят, а если б все надеялись на дармовой рубль, некому было бы и хлеб растить. Теми же богатствами, что по странной воле судьбы попадались ей на снежных да на пыльных дорогах, распоряжалась она по справедливости. А потому совесть ее чиста.