Дорога к родному дому

С юных лет я люблю дорогу.

Размеренный перестук вагонных колес; мелькание за окном телеграфных столбов с проводами, то взлетающими вверх, то падающими вниз; во тьме плывущие назад огни станиц, и сел, и хуторов; а днем – печальные поля под снежным покрывалом иль желтое жнивье, разделенное, словно под линейку, проведенными темными линиями лесополос, – все это навеки запало мне в душу, чтобы время от времени возникать в самых светлых моих снах.

Проселочные дороги, проторенные скрипучими колесами телег, и глинистые шоссе с глубокими кюветами были одинаково пыльны летом и непролазным месивом становились осенью и весной.

В послевоенные годы автобусов на сельских дорогах не было, и мне, студенту, приходилось ездить домой на каникулы попутным транспортом. Иногда между железнодорожной станцией и нашим районным центром ходило грузотакси. Это был крытый брезентом грузовик ГАЗ-51, не очень удачная копия американского «Студебекера». А в распутицу приходилось долго сидеть на станции, пока не подворачивался какой-нибудь трактор или автомобиль с двумя ведущими мостами. А уж от райцентра до родного села приходилось добираться пешком в любую погоду.

Странное чувство испытываешь, затерянный в размокшей от дождей степи. Мертвая тишина стоит вокруг. Хоть бы прогудел за низкими тучами самолет, или каркнула, пролетая, ворона, или ветер свистнул в блеклых стеблях донника! Ничего не слышно, ты один в целом свете, вокруг тебя распаханные черные поля, влажный серый бурьян да поросшие травой скифские курганы.

Однажды под вечер мы с Петей Романенко, моим товарищем по комнате в общежитии и земляком (он был из села Красногвардейского), поехали на автомобиле его дяди, чтобы провести ноябрьские праздники дома. Малолитражка «Москвич-400», прозванный в народе «ишачком», бойко катила по дороге, и мы уже предвкушали вкусный ужин в доме Петиных родителей, где мне предстояло заночевать, чтобы наутро отправиться в Привольное, как вдруг, не отъехав и двадцати километров от Ставрополя, это чудо отечественной техники заупрямилось, отказавшись двигаться дальше. Петя решил заночевать с дядей в машине, а я вышел на дорогу голосовать. Уже сгущались сумерки, стал накрапывать дождь. Я остановил грузовик, который шел в Красногвардейское. Дождь хлестал уже вовсю, дорогу вскоре развезло, и в самом центре села Преградного грузовик безнадежно застрял в обширной луже. Напрасно водитель пытался выбраться из нее. Наконец он заглушил мотор, выругался и сказал:

- Вот чума-холера! Придется до утра в этом болоте куковать!

На мое счастье, вскоре появился другой попутный грузовик, и к полуночи я добрался до районного центра. К родственнице, жившей там, я не пошел, помня, какую встречу устроила она однажды нам с моей старшей сестрой Тасей: с недовольной миной швырнула на пол какой-то облезлый кожушок и буркнула:

- Ложитесь!

Мы были голодны, потому что с самого утра добирались сюда с железнодорожной станции, но она даже чаю нам не предложила.

К счастью, на этот раз в Доме колхозника, как назывались в те времена сельские гостиницы, нашлись свободные места, и я переночевал там, а рано утром голодный как волк пешком отправился в Привольное. Идти надо было около двадцати километров, но не успел я пройти и трети дороги, как у меня наполовину оторвалась подошва правого башмака, хотя я и старался идти по целине, где грязи было меньше, чем на глинистом шоссе.

Я сел на свой фанерный обтянутый дерматином чемоданчик и стал думать, что делать дальше. На этот раз мне крупно повезло: примерно через полчаса со стороны села Красногвардейского показалась подвода. Я поднял руку.

- Тпру! – крикнул возница, натягивая вожжи. – Тебе куда, парень? В Привольное? Тогда садись, я как раз туда еду.

Я влез на подводу, снял башмак и мокрый носок и засунул ноги под солому. Мы разговорились.

- Дак ты Паши Аксёновой сынок, значит, - сказал возница. - Я семью вашу хорошо знаю и отца твоего помню. Хороший был человек. Жалко, что его на войне убили!

За разговором время прошло незаметно. Часа через два мы были уже в Привольном. Мне так хотелось отблагодарить возницу, но у меня в кармане было только пять рублей. Именно столько стоили тогда сто граммов водки, и я предложил заехать в пивную. Выпив, он вместо закуски понюхал замасленный рукав стеганки и сказал довольно:

- Вот спасибо! А теперя поехали, до дому тебя доставлю, не скакать же тебе на одной ноге.

Сколько у меня было подобных приключений! И вот что интересно: идя шесть-семь часов по степи в полном одиночестве, я никого не боялся - ни злых людей, ни волков.

Дорога всегда оказывала на меня благотворное воздействие. Позже, когда стали одолевать меня болезни, не раз пускался я в далекий путь с высоким кровяным давлением и с болью в сердце и обнаруживал, что, стоило мне проехать несколько десятков километров, мне становилось легче, а к месту моего назначения я приезжал уже почти здоровым.

К сожалению, все это в прошлом. Теперь я прикован болезнью к дому и даже в Пятигорск, расположенный всего в каких-то шестидесяти километрах, поехать не могу.