Сергей Оболенский: губернатор из рода декабристов

23 октября 1945 года к станции Потьма-Мордовская подошел, натужно скрипя и шипя тормозами, железнодорожный состав. Паровоз слегка дернулся, буфера лязгнули раз-другой и смолкли, поезд остановился. Из товарных вагонов спрыгнули на платформу конвоиры в овчинных тулупах с винтовками в руках. Началась выгрузка, перекличка, сортировка и развод в колонны очередной партии арестантов, сосланных в Темниховский лагерь НКВД в Мордовии…

Вечером в низком холодном бараке сидели на деревянных нарах двое заключенных: бывший князь Сергей Дмитриевич Оболенский и финн Унто Парвилахти. Они вели беседу, тесно прижавшись друг к другу. Сквозь зарешеченное оконце виднелась часть прогулочного дворика, покрытого снегом, и торчала сторожевая вышка с часовым. Снаружи на оконные переплеты налипли снежинки, прихваченные морозом. Никогда не гаснущая синяя лампочка, вделанная в потолок, тускло освещала сухонькое, старческое лицо.

Еще при первом знакомстве в Бутырской тюрьме Унто Парвилахти ощутил горячую волну любви к этому изможденному, но не утратившему достоинства человеку. Слушая неторопливый рассказ Сергея Дмитриевича, финн все больше проникался уважением к Оболенскому и старался не пропустить ни одной детали. Несмотря на почтенный возраст, 77-летний князь сохранил прекрасную память.

Сергей Дмитриевич родился 21 июля 1868 года в селе Шаховском, которое с пятью другими деревнями было приписано к Богородицкому уезду Тульской губернии. Старинная дворянская усадьба Оболенских утопала в зелени широколиственных кленов и звонкошелестных дубов, характерных для среднерусской возвышенности. Барский дом с лепным гербом на фронтоне и с мезонином располагался на пригорке, чуть в стороне от церкви из темного кирпича. К дому примыкал огороженный забором участок с просторной конюшней.

Оболенские принадлежали к знатному и очень древнему княжескому роду. Усадьба помнила еще прадедушку Николая Петровича и его братьев - декабристов Евгения и Константина Оболенских. Старший, Евгений Петрович, поручик лейб-гвардии Финляндского полка, был предводителем восставших войск 14 декабря 1825 года. Утром объезжал ряд полков, на которых рассчитывали декабристы. Верховным уголовным судом смертную казнь заменили каторгой, которую с 1826 по 1835 год он отбывал в Сибири. Младший, Константин Петрович, состоял в Союзе Спасения, а позже в Московской управе Северного общества...

… Жаркий летний день 1872 года. С утра парило, а ближе к вечеру хлынул ливень с грозой. Блеснула молния. Жара спала, посвежело. Смиренно рокотали умытые дождем деревья. Нерешительно ворчал лишь далекий гром. Сквозь лохматые обрывки туч выглянуло солнце, и за ближайшим холмом зависла радуга, играя разноцветными красками. На веранду вышла Елизавета Петровна, ведя за руку четырехлетнего Серёжу.

Во дворе слышались громкие голоса. По усадьбе прогуливались серьезные люди с ружьями, одетые для верховой езды, окруженные взволнованными лающими борзыми и гончими. Трубили рожки, фыркали кормленные, подседланные лошади. Шаховское служило для охотников сборным пунктом. Дмитрий Дмитриевич, отец Сергея, уездный предводитель дворянства, статский советник, коннозаводчик, в 70-е годы принимал в своем имении друзей, любителей охоты, не только Богородицкого, но и других уездов. Часто приезжал из Ясной Поляны граф Лев Николаевич Толстой, с семьей которого Оболенские были в дружеских отношениях много лет. Лев Николаевич познакомился с Д. Оболенским в начале 1860-х годов. Дмитрий Дмитриевич так вспоминал о ранней дружбе с писателем: «Я стал часто посещать графа, а затем иногда ездил с ним на охоту и в отъезжее поле. Чудное время я проводил тогда».

В феврале 1866 г. Дмитрий Дмитриевич в числе других близких знакомых Толстого был приглашен на чтение глав романа «Война и мир», которое состоялось в Москве на квартире писателя. В мае 1882 года Лев Николаевич писал супруге Софье Андреевне из Москвы: «Серёжа Оболенский в лицее, а Миташа (так Толстые звали Дмитрия Дмитриевича) уезжает домой, а княгиня (Елизавета Петровна, мать Сергея) в деревне».

В Российском государственном военно-историческом архиве хранится «Послужной список юнкера князя Сергея Оболенского».

От отца Сергей Дмитриевич воспринял любовь к лошадям. Двадцати лет он поступил в Петербургское Николаевское кавалерийское училище, откуда 10 августа 1890 года был выпущен корнетом в 44-й Нижегородский драгунский полк. Семнадцать лет прослужил Оболенский в этом полку кавалерийским офицером, участвовал в Русско-японской войне, был награжден семью боевыми орденами, включая Св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом и Св. Анны 4-й степени «За храбрость».

В январе 1895 года Оболенский женился на княжне Надежде Михайловне Дондуковой-Корсаковой, дочери генерала, а в декабре в Пятигорске у них родился сын Александр. Сергею Дмитриевичу пришлось пережить супругу (скончалась в Кисловодске 13 мая 1900 года) и сына. Александр Оболенский с детства мечтал пойти по стопам отца. В четырнадцатом году новоиспеченный корнет отличился в лихих кавалерийских атаках, за что был удостоен Георгия. Во время Гражданской войны полковой адъютант, штаб-ротмистр Александр Оболенский командовал эскадроном Сводного гвардейского кавалерийского полка Добровольческой армии. В феврале 1919-го убит в бою под Мелитополем...

В октябре 1906 года Сергей Дмитриевич сочетался вторым браком в Москве с Александрой Степановной Терениной, дочерью Казанского губернского предводителя. Спустя год супруги переехали в Закавказье, в Елизаветполь (территория современного Азербайджана), куда князь был назначен вице-губернатором. В 1908 году в Тифлисе у них родился сын Сергей Сергеевич (впоследствии редактор парижского эмигрантского журнала «Возрождение» и автор книги «Жанна д,Арк»).

В 1916 году полковника Оболенского перевели в Ставрополь, где он сменил на посту губернатора Б. Янушевича. Однако быть в этой должности ему довелось совсем немного. Известие об отречении Николая II от престола пришло в Ставрополь 3 марта 1917-го… 5 марта по инициативе городской Думы состоялось собрание, избравшее комитет общественной безопасности, в состав которого вошли в основном представители интеллигенции, буржуазии и гарнизона. На другой день комитет сместил губернатора и вице-губернатора…

Сергей Дмитриевич с женой и сыном переехал из Ставрополя в Ялту, какое-то время находился в рядах Русской армии Врангеля, а затем и вовсе покинул Родину. В эмиграции князь обосновался в Будапеште, где занимался политической деятельностью. Иногда навещал во Франции сына. В начале 1945 года Оболенский переехал в Вену.

Война близилась к концу. Советская армия вступила в столицу Австрии. Утром 8 мая Сергей Дмитриевич вышел из дома прогуляться. На улицах было оживленно и по-весеннему тепло. Он миновал собор Святого Стефана и повернул на Зингерштрассе. Военный патруль проверял документы. Молодой лейтенант козырнул и вежливо попросил удостоверение личности у проходившего пожилого австрийца.

- Оболенский, так вы из князей?

- Я русский дворянин, - спокойно ответил Сергей Дмитриевич.

В итоге он был арестован органами Смерш 3-го Украинского фронта. По постановлению Особого совещания при НКВД СССР от 17 сентября 1945 года за участие в антисоветской организации «Легитимно-Монархический Союз» Оболенский был осужден на десять лет лишения свободы в исправительно-трудовом лагере.

О кошмарных месяцах лагерной жизни князя Сергея Дмитриевича Оболенского, о нравственной силе и высоте его духа осталось потрясающее свидетельство заключенного и друга финна Унто Парвилахти:

«…К своему удивлению, в этой же камере я познакомился еще с одним человеком, произведшим на меня неизгладимое впечатление. Это был князь Сергей Оболенский, аристократ старой школы, седой, небольшого роста… Князь был глубоко религиозен и ежедневно молился, несмотря на шум, стоящий в камере… Я старался помогать ему во время ежедневных 15-минутных прогулок в тюремном дворе, и вскоре мы стали друзьями, проводя за разговорами многие часы.

Особенно приятно проходило время, когда он вспоминал прошлое, кадетское кавалерийское училище в Петербурге, где он учился одновременно с нашим маршалом Маннергеймом. Позднее, уже получив офицерское звание, они продолжали служить при Императорском дворе. Оболенский рассказал мне о забавах и шутках, в которых в дни молодости он принимал участие вместе с будущим маршалом. С годами их дружба только окрепла, и в течение 27 лет после революции, когда Оболенский жил в Будапеште, они продолжали переписываться. У старого князя было белое одеяло, необычайно мягкое и теплое. Он сказал мне, что это подарок вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны. Еще молодым офицером он был зачислен в ее свиту во время ее путешествия на Кавказ. Царица подарила по такому одеялу всем членам свиты для защиты от ночного холода в горах. С тех пор он хранил это одеяло как ценную реликвию и сумел сохранить его при своем аресте. Особенно ценно оно стало теперь, когда «матушка-Россия» не могла предложить ему ничего, кроме обледенелого цементного пола, в качестве кровати. Поскольку мы спали рядом, я стелил свое кожаное пальто на пол, а укрывались мы царским одеялом.

В лагере Оболенский был сразу зачислен в «стационар» – бригаду из хронически больных и стариков, не способных к работе. Два часа в день они занимались уборкой лагеря и получали самую маленькую пайку хлеба. Остальная еда состояла, как и у нас, из крапивного супа. В свободное время я часто навещал старого князя, беседы с этим утонченным человеком позволяли легче переносить лагерную тоску. Администрация лагеря выдала князю старую деревянную ложку, настолько старую, что суп из крапивы она удержать не могла. Я сделал для него новую, из мордовской березы, и даже покрасил ее лаком из столярной мастерской. Это очень обрадовало старого князя – личных вещей, кроме этой ложки, у него не было – воры посетили их барак и украли его «историческое» одеяло. Меня восхищали его хладнокровие и достоинство… Он шутил, что до конца срока в лагере не задержится.

28 февраля 1946 года князь Оболенский отдал Богу душу. В течение предыдущих дней он чувствовал упадок сил и не мог вставать. Накануне смерти он взял с меня слово: если мне удастся выбраться из Советского Союза, передать его последний привет людям, которых он глубоко уважал. Одним из этих людей был наш маршал Маннергейм. Ему я не успел передать привет, так как освободился из лагеря слишком поздно. Успел лишь передать привет графине Александре Толстой в Нью-Йорк. Ей же он просил меня передать и ложку – его «единственное земное достояние». Я обещал это сделать в том случае, если сам не умру от голода. Оболенский освободился от страданий под утро, я провел некоторое время с его телом, покуда санитары его не забрали. В 1955 году я послал ложку графине Толстой. Место захоронения Сергея Дмитриевича осталось неизвестно…».

P.S. По заключению Прокуратуры СССР на основании ст. 1 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 16.01.1989 года «О дополнительных мерах по восстановлению справедливости в отношении жертв репрессий, имевших место в период 30-40-х и начала 50-х годов», внесудебное решение в отношении Оболенского С.Д. отменено, он реабилитирован.

Автор выражает благодарность за предоставленные материалы внучке Сергея Дмитриевича, княжне Вере Сергеевне Оболенской (Париж).