06:26, 8 мая 2015 года

Крестьянский сын и война, или Письма на Родину

Никакой нашей, моих современников, вины нет в том, что наши деды и прадеды с той войны не вернулись. Еще Александр Твардовский пронзительно об этом сказал:

Я знаю, никакой моей вины

В том, что другие не пришли с войны,

В том, что они – кто старше, кто моложе –

Остались там, и не о том же речь,

Что я их мог, но не сумел сберечь, -

Речь не о том, но все же, все же, все же…

Это «все же» как-то очень отчетливо ощущается сейчас, в период подготовки к празднованию юбилейного, 70-го Дня Победы. Как-то очень ясно стало, что уходящее поколение – это уже навсегда. И совсем мало осталось времени, чтобы что-то спросить у них, ветеранов Великой Отечественной, чтобы ничего не забыть.

И я очень надеюсь, что и после 9 Мая этот всенародный – не побоюсь этого слова – порыв не сойдет на нет. Ведь павшие герои вовсе не забылись вековыми снами, с ними мы и сейчас сверяем свои помыслы и свою жизнь.

Катя Данилова (сейчас старший помощник руководителя следственного управления Следственного комитета Российской Федерации по Ставропольскому краю) всегда знала, что был в ее семье героический дед, который на войне воевал и на ней же погиб. Нет, не ее собственный, а старший брат ее деда. Собственный дед, Сергей, во время войны десятилетний пацан, остался кормильцем в семье.

А еще до войны в деревне Введенка Пичаевского района Тамбовской области жила простая и очень счастливая семья Гуськовых. Счастливая, несмотря на то что тяжело болел отец. Счастливая, несмотря на то, что пятерым ребятишкам порой есть досыта не приходилось. Самый старший из детей – Николай. За ним шла Шура. Эти двое были не разлей вода – крепко дружили. Потом шли Нина, Сергей и последыш Федя.

Война началась. Беду осознали не сразу. Колю-то даже на фронт не забрали – продолжал учиться в педагогическом училище. Тяжелее, конечно, стало, голоднее, но жить было можно. Но в 42-м и до Коли очередь дошла. Воевал где, родные только догадывались, читали между строчек писем. Все их Николай начинал одной фразой: «На Родину». И число аккуратно ставил. И даже приехал раз на Родину с фронта – как уж выдалась такая оказия, никто теперь не знает. Но, когда сообщили о смерти отца от рака, дали ему отпуск. На похороны Николай не успел. Но этой был последний раз, когда родные его видели.

Любил Николай, крестьянский сын, свою родню. Писал с фронта:

«На Родину. 30.ХII. 42 г.

Мама, письмо ваше второе получил, которым остался очень доволен… Жду следующего письма… Шура, ты пишешь, что хочешь бросить учиться (Шура училась в том же педучилище. – В.Л.), этого я не разрешаю… Крепко всех вас целую».

«На Родину. 6 апреля 1944 г.

Здравствуй, Мама, посылаю тебе свой сыновий привет и желаю веселых настроений и хорошего здоровья в вашей жизни. Посылаю привет свой братский своим братьям и сестрам Шуре, Нине, Сереже и последнему братишке Феде, которого я часто вижу во сне и часто о нем вспоминаю».

Конечно, Федя вспоминался чаще всех. Ему было всего шесть, когда брат ушел на фронт. И знаете, в этой фронтовой истории Николая Гуськова не обойтись хотя бы несколькими словами о том, как сложилась жизнь его братьев и сестер. Сережа определил себе роль кормильца и юного колхозника. С полученными до войны четырьмя классами образования он и прожил всю жизнь. Шура, выполняя наказ старшего брата, стала учительницей, а Федю всеобщими усилиями выучили в техникуме.

Николай все денежное содержание посылал семье: «Я вам отсюда, т.е перед наступлением, выслал 650 рублей… Есть у меня сейчас еще, увижу начфина, вышлю».

А письма адресовал то всем, то писал отдельно Шуре. Ей – не только приветы и пожелание хорошего настроения, ей – откровеннее и подробнее о войне. Кстати сказать, именно Шура сохранила письма. Часть из них, которые совсем обветшали от времени, она переписала.

По какой-то прихоти судьбы больше всего пострадали последние письма – 1944 года. Когда Николай Гуськов участвовал в Свирского-Петрозаводской наступательной операции. Она шла с 21 июня по 9 августа 1944 года против финских войск в южной Карелии. В результате советские войска продвинулись на 110 – 250 километров, освободили большую часть Карело-Финской ССР и тем самым создали предпосылки для выхода Финляндии из войны.

Вот те самые предпоследние и последние письма.

«28 апреля 1944 г.

Мама, я жив и здоров, только одна задача – вперед и вперед… За боевые свои дела представлен к награде».

«6 июля 1944 г.

Шура, это письмо с фронта, пишу после пятидневных боев с финскими извергами, у которых 21/VI сломали их трехлетнюю оборону и прорвались через реку Свирь, которую поспешно форсировали и развивали успех наступлений, за что Верховное Главное командование вынесло нашим войскам благодарность и присвоило название Свирских… Сегодня больше суток отдыхаем после 5-дневных боев. Скоро должны получить приказ и опять громить финских бандитов, которые отступают поспешно…».

Потом на имя матери пришла похоронка (кстати, не знала, что официально они назывались казенным словом «извещение»). Такая, как всем: «Ваш сын... в бою за социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество, был убит...». Почему он? Как? Где? На эти вопросы не было ответов. Пока не пришло письмо от Миши, друга погибшего брата, который воевал вместе с ним.

«Это было 15 июля 1944 года в Карело-Финской ССР, недалеко от города Питкяранта (на берегу Ладожского озера). Ровно в 3 часа утра наша часть получила приказ: идти в наступление… Мы тронулись. Внезапно нас обстреляли финны. Первый снаряд разорвался около меня. 2-й и 3-й разорвались правее… Николай был от меня метров 15. И тут я услышал стон. Николай был тяжело ранен, пробиты грудь и ноги. Как кончился обстрел, я подбежал к нему. Он только сказал мне три слова: «Миша, напиши Шуре» – и скончался. После окончания боя я со своими товарищами вынес его прах на высоту около дороги и похоронил. Саша, я признаюсь честно, я плакал, опуская своего любимого друга навечно в сырую землю…».

Миша куда-то потерялся в послевоенной жизни. А Шура не оставляла надежд найти место захоронения брата. Куда она только ни писала, результата не было…

Результат много лет спустя появился, когда за дело взялась внучатая племянница лейтенанта Николая Гуськова. С помощью ОБД «Мемориал» Екатерина Данилова нашла не только данные о гибели деда: убит 15.07.1944 в Карело-Финской ССР, юго-восточнее высоты 99. Но и место его захоронения: Республика Карелия, Питкяранский район, 5-й километр дороги на Петрозаводск, Долина Героев, справа. Вид захоронения – братская могила. Числится в ней 440 погибших, из них 25 неизвестных.

Катя Данилова через десятилетия нашла своего деда. И, наверное, сделала самое большое дело в своей жизни. Большее, чем работа, большее, чем семья… Она не оставила в безвестности деда, который жизнь положил, чтобы жила она и все мы.

– Конечно, – говорит Екатерина Данилова, – я испытываю огромное удовлетворение от того, что теперь я и мои родные знаем, где похоронен наш героический дед. Но есть и планы на будущее – обязательно съездить на его могилу.

Вот такая война была у крестьянского сына Николая Гуськова. Просто командира стрелкового взвода.

«Крестьянский сын и война, или Письма на Родину»
Газета «Ставропольская правда»
8 мая 2015 года