Поэт, критик, публицист и учитель Дмитрий Быков о школе

Как хотите, а по нынешним временам, когда педагогика объявлена чуть ли не уделом неудачников, это явление необычное. Поэтому во время недавней командировки первый вопрос я задала ему именно об этом.

- Дмитрий Львович, а зачем вам работа в школе, почему вы это делаете?

- Я просто люблю это занятие, не могу себе в нем отказать. А может быть, наследственность сказывается. Мать у меня довольно известный московский словесник, до сих пор преподает.

- Вы заканчивали педагогический вуз?

- Нет, отделение литературной критики факультета журналистики МГУ. Литературу, как говорится, более-менее знаю... Кроме того, я гораздо лучше выдумываю тексты, когда проговариваю их вслух. Поэтому мне нравятся какие-то концепции, идеи генерировать, когда я разговариваю с детьми. Да и потом они сами довольно занятные вещи говорят, это подталкивает к каким-то собственным находкам. Я, скажем, опубликовал в прессе их варианты продолжения «Преступления и наказания», это было весьма интересно.

- Преподаете в обычной школе?

- Школа частная, но совершенно обычная, не слишком элитная. Расположена в обычном московском районе.

- Значит, вы неплохо современных детей знаете. Тем более и своих собственных - трое. У вас есть ощущение, что в школе сейчас происходят какие-то необратимые вещи, что она куда-то проваливается? О чем нам рассказал, к примеру, недавний скандальный сериал.

- Вы имеете в виду «Школу»? На мой взгляд, это очень качественный сериал, который бьет тревогу в обществе и замечательно рассказывает об отвращении к жизни и к людям, часто свойственном подростковому возрасту. Режиссер Гай Германика в силу разных причин на психологическом, внутреннем уровне сохранила мироощущение, соответствующее подростковому. Вот она и снимает фильмы с точки зрения этого возраста. Но это вовсе не значит, что реальное состояние школы действительно таково.

- А каково оно по-вашему?

- Мне кажется, о кризисе чаще всего говорят те, кто чего-либо не умеет. О кризисе романа - те, кто не умеет писать романы; о кризисе преподавания - те, кто не умеет преподавать. Школа, на мой взгляд учителя литературы, испытывает трудности только в одном плане. Закончилось тысячелетие человеческой культуры - очень значимое тысячелетие. Оно породило целый комплекс проблем, который русская литература отражала. Сейчас эти проблемы перестали быть актуальными. Они ушли вместе с тем временем. Очень остро стоит вопрос адаптации в школе художественных текстов - толстовских, тургеневских, блоковских.

- Дети уже языка, на котором эти тексты написаны, не знают...

- Не сказал бы, слушают они и стихи, и прозу с удовольствием. Но просто не понимают, почему происходящее в этих книгах вызывало такие страсти.

- Из-за чего Анна Каренина бросается под поезд, а Раскольников сам себя загоняет на каторгу...

- Попытка им это объяснить кажется мне очень интересной. Почему, например, проблема Раскольникова стояла так остро? Почему, вообще, так остра проблема сверхчеловека в русской литературе? Очень важно с ними об этом говорить, но уже не как об актуальных вещах, а в историческом плане, как о чем-то отошедшем.

- Но, углубляясь в это, вы как учитель не вполне «поставщик услуг». Ведь школа нынче государством объявлена местом оказания услуг, и многие учителя испытывают от этого растерянность. Им всегда, во все времена, не слишком много платили, но они готовы были работать почти на энтузиазме, поскольку - как и врачи, мне кажется - ощущали некую свою миссию. Нравственную, творческую. Сейчас их этой миссии лишают. Тех, кто постарше, это глубоко обижает. Молодые реагируют по-своему. Мне, например, рассказывали о молодой «классной даме», которая на первом же родительском собрании говорит: я вам не только номер своего домашнего телефона не скажу, но и номер сотового не дам. Хотите узнать что-то о своих детях, приходите в школу во время уроков. Все, что после уроков - мое личное время и принадлежит мне...

- Я учитель и сын профессионального учителя. А профессионалы никогда не считают себя мессиями, это в наши обязанности не входит. Точно так же учителя никогда себя поставщиками услуг не считали, и никто нас таковыми объявить не может. Я свою роль вижу в том, чтобы объяснить детям, что русская литература - это не мертвый музейный массив, пусть даже наступил и новый век, новое тысячелетие, а такая, пусть древняя, но очень полезная штука, которую нужно знать, чтобы избежать в своей жизни многих проблем. Очень трудно увидеть в этой работе что-то мессианское. Скорее, я считаю себя педагогом в древнегреческом смысле. Во времена Древней Греции это был раб, провожающий ребенка в гимназию. Вот я такой педагог - приставленный к ребенку, чтобы ему не было слишком страшно. Что касается вашего примера с молодой учительницей, то это глупость обычная. Я номер своего мобильника не скрываю, в критических ситуациях мои ученики могут мне позвонить. Не панибратски, поздно вечером, а когда без моей помощи действительно не обойтись. Кстати, и они мне помогают, когда у меня, к примеру, в Москве презентация, и я знаю, что есть желающие ее сорвать .

- Вы считаете, что гуманистическая составляющая, присущая российским педагогам в прошлом веке, может сохраниться в школах в веке нынешнем?

- Я не назвал бы ее гуманистической. Назовем ее личной. Но она, конечно, должна сохраняться.