Художник Анатолий Леонтьев: «Я рисую для людей»

«Проходите, гости!»

В Высоцкое мы приехали в один из серых зимних дней. Долго не могли найти нужный дом. И вот на самой окраине села наконец-то увидели его: на пороге стоял худощавый хозяин, он энергично махал нам рукой, а у его ног заливисто лаял песик.

– Нельзя, Тюлька! Это же гости! Проходите, гости!

Тюлька старательно делал вид, что хочет ухватить меня за ногу, я прикрывалась сумкой, одновременно пытаясь воспользоваться приглашением. Наконец Тюлька был изгнан на улицу, и мы остались одни. В тишине. Первый вопрос Анатолия Ивановича несколько ошарашил:

– Вы с добром или с худом?

– Конечно, с добром!

С порога ясно: передо мной человек неординарный – художник. Вот, к примеру, в скупо освещенном тесном коридорчике, прямо над газовой плитой, лицо (так и хочется сказать «лик») женщины. Она будто склонилась над невидимой колыбелью или задумалась о вечном – столь умиротворены ее черты.

– А, это… Срисовывал из книжки. На одном дыхании: в семь вечера начал, в одиннадцать закончил.

…В комнате уютно топится печка, на кровати дремлет кот, которого хозяин называет Ксюханчиком (сначала он был кошечкой Ксюшей, но потом, как часто случается, оказался котом – пришлось переименовать). Я подошла погладить кота и увидела еще одну картину, скрытую от глаз гостей стеной. Собственно, стена и была картиной: на теплом солнечном фоне на черных ветвях дерева сидят черные грачи. Справа от окошка висела еще одна картина – с высоцким пейзажем. А потом хозяин поставил передо мною сразу два автопортрета – один сделан в студенческие годы, а второй – много лет спустя. Это да еще множество карандашных набросков – вот и все, что осталось у Анатолия Леонтьева. Остальное раздарил знакомым.

– Я рисую для людей, – говорит он. – А если даже и рисовал для себя, если кому-то понравилось, тоже отдаю.

В глазах моего нового знакомого искорки-смешинки. А как заразительно он хохочет! Я смотрю на него, слушаю, тоже смеюсь и просто не верю, что родился он давно, в 33-м году прошлого уже века.

«О себе? О себе…»

– Расскажите о себе.

Дымок от сигареты деда Анатолия струится причудливо, и столь же причудливо начинается рассказ.

– Родился здесь, «в неведомой глуши, в деревне полудикой…» Здесь и учился. Кстати, со школы очень любил читать. До сих пор обожаю это занятие – расширяет кругозор, языку учит. Конечно, вас интересует, почему начал рисовать, что, так сказать, сподвигло?

Оказывается, сподвиг отец. В Великую Отечественную он был кавалеристом, а когда вернулся, то на стене хаты несколькими штрихами изобразил изящную лошадиную голову. Горделиво изогнутая шея, развевающаяся на ветру грива, горящий нетерпеливый глаз. Толик долго завороженно смотрел, а через какое-то время… утащил у сына местного мясника тюбик краски – столь велико было желание мальчишки из бедной семьи так же, как отец, заставить ожить рисунок. Кисточку сделал из нескольких волосинок коровьего хвоста – и закипела работа! Рисовал много, да получалось не все. Очень помогал, поддерживая в увлечении, директор Высоцкой школы Николай Кузьмич Калашников – талантливый математик и очень хороший человек. Дала базовые знания и художественная школа.

Но школьные годы пролетели, и Анатолий отправился дальше вслед за мечтой – поступать в Новочеркасский политехнический.

– Как сейчас помню, – хохочет, – мы с товарищем впервые в большом городе – в майках, фуфайках, с неподъемными от домашней снеди деревянными чемоданами…

Экзамены выдержал, поступил на факультет промышленного и гражданского строительства с архитектурным уклоном.

– Ничего общего с рисованием? Ну почему же? Рисовать часто приходилось. А вообще, да, я стал строителем, – констатирует Леонтьев.

Здесь, в Новочеркасске, Анатолий впервые смог купить масляные краски. Шла своим чередом учеба, шла личная жизнь, потом началась трудовая. Был мастером-строителем, прорабом, инженером, начальником строительного участка. Менялись люди, места работы, города, но общим было всегда одно – любимое увлечение.

– Рисовал, – говорит дед Толя, – сколько себя помню, постоянно. На работе уставал, начинал рисовать – отдыхал.

– Но ведь рисовать – это тоже работа?

– Когда работа в удовольствие – это отдых.

Он встает со стула, начинает ходить по комнате. Смешливые глаза становятся серьезными:

– Есть люди, у которых нет своего дара, дела для души. Это очень несчастные люди. Не знаю, почему, но в последние годы их стало слишком много. Жизнь меняется. Я вот, к примеру, речь старушек слушаю, как музыку, а когда начинают говорить молодые, становится страшно. Даже если они не сквернословят. Дело, наверное, в интонации. Их слова злые.

Родное Высоцкое… Как и во многих селах, здесь мало молодежи. Кто-то просто спивается. А старики вымирают. Вокруг столько красоты, но ее редко замечают. Этой осенью Анатолий Леонтьев часто ходил «на природу» – брал складной стульчик, краски и делал несколько шагов в сторону от огорода. И вот она – природа! Ходил и дальше. Но вообще-то куда ни глянь, здесь везде красота: Высоцкое утопает в зелени. Художник устанавливал холст, разжигал костерок и садился к нему спиной – осенние деньки холодные, а когда спину приятно согревает огонь, пахнет дымком, то и пейзажи получаются теплые.

«Приезжайте еще…»

За беседой время летит незаметно. Надо домой, но наш разговор не прекращается.

– Я многое люблю. Люблю играть в шахматы, долгое время фотографией увлекался. В жизни всегда можно найти дело для души. И его нужно найти обязательно – только тогда жизнь не станет пустой.

Анатолий Леонтьев, озадачивший меня необычным вопросом при встрече о добре или худе, опять удивляет, при расставании подает мне пальто. Он делает это не напоказ, а просто, словно это само собой разумеется. Но я-то знаю, как редко сегодня можно встретить мужчину, который это умеет. Грустно почему-то стало расставаться.

– Приезжайте летом, – говорит хозяин. – Здесь очень красиво. И цветы у меня шестнадцати разновидностей: и сирень, и жасмин, и пионы, и гладиолусы…

Мы прощаемся. И когда я машу ему рукой, думаю, что встречаются люди, которые почти сразу становятся старыми знакомыми и к которым почему-то действительно очень хочется вернуться.

Петровский район.