Имя на обелиске

Я соскочил с лавочки и стремглав кинулся домой. Забежав в дом, увидел маму, стоявшую у плиты, и, еще не отдышавшись, с радостью громко возвестил:

­ Мама, Победа!

Мама посмотрела на меня и как­то отрешенно проговорила:

­ Да, сыночек, победе надо бы радоваться, но ты же знаешь, что война принесла нам невосполнимое горе. На фронте погибли твой папа Стеша, его брат Александр, мои братья Николай и Василий, да и дедушка, мой отец, пришел с войны весь израненный и контуженый.

От такого ответа мамы я поначалу просто оцепенел, потом подошел к ней, обнял. Хотелось найти слова, которые могли бы ее утешить. Но по малолетству не знал, как это выполнить, и мы вдруг неожиданно вместе с мамой заплакали. Младшая сестричка, которой еще не исполнилось и четырех лет, увидев нас плачущими, тоже громко заревела...

Несколько успокоившись, я сел на скамью. Припомнилось, как провожали папу на войну, как он прижимал меня и полуторамесячную сестренку к своей груди и говорил маме, чтобы она берегла нас. А в конце 1942 года пришло известие, что папа пропал без вести. При получении извещения ноги мамы подкосились, она упала на кровать, закрыла лицо косынкой и зарыдала навзрыд. Я тогда еще не осознавал полностью горечи утраты. Вскоре пришли похоронки и на двоих маминых братьев, которые погибли совсем молодыми офицерами, даже не успев создать свои семьи. А дедушку Алешу при авианалете в конце войны тяжело ранило и засыпало землей. Его случайно откопала похоронная команда. Домой он вернулся инвалидом.

Однажды к нам пришла тетя, жена папиного брата, и стала говорить маме, что без вести пропавший ­ это еще не погибший, и может случиться, что Стефан окажется живым. И вот чудо: в середине 1943 года мы получили неожиданно письмо от папы, который писал, что он теперь не Федосов Стефан Николаевич, а Поздняков Семен Иванович, что опять воюет с немцами и ему можно писать письма на фронт. Как же получилось, что мой папа стал числиться под другой фамилией? В следующем письме он ответил на этот вопрос.

Дело в том, что в 1942 году в районе Харькова Красная армия предприняла неудачное контрнаступление, в результате чего большое количество наших воинов попало в плен, в том числе мой папа и его брат Александр. Военнопленных на базу (так называлось место под открытым небом, огороженное колючей проволокой) содержали в страшном голоде. Ежедневно сотни трупов вывозили и закапывали в ров. Моего отца, доведенного до истощения и умирающего, также вывезли в этот ров. Но по какой­то причине яму в этот день не засыпали. Ночью мимо нее проходила женщина и увидела, как совсем исхудавший человек пытается через трупы выбраться на поверхность. Она спустилась, взяла его под мышки, вытащила и принесла домой. Это был мой отец, причем раненый. Через три месяца он более­менее окреп и решил перейти линию фронта. Его просили не делать этого, так как можно вновь оказаться в плену, но казака ­ патриота Родины отговорить было невозможно.

С большим трудом ему удалось дойти до своих. Появился он на стороне наших войск без документов и по законам того времени должен быть привлечен к полевому суду. Так оно и случилось. Отца уже ждал трибунал. Но, на его счастье, командиром одного из подразделений был станичник Федор Иванович Жевтобрюхов, который упросил командира полка не отдавать отца под суд, поручившись, что он не мог быть предателем. После долгих раздумий командир полка согласился, но как быть с документами? В подразделении, которым командовал станичник отца, в этот день погиб Поздняков Семен Иванович. Он воспитывался в детдоме, не имел родных. Отослать его документы в военкомат призыва еще не успели, и станичник предложил отдать их моему отцу. Не знаю, какие чувства испытывал командир полка, но он на свой страх и риск принял такое решение, полагая, что после войны можно будет разобраться во всем.

С тех пор мой отец, Стефан Николаевич Федосов, уроженец станицы Расшеватской, стал Поздняковым Семеном Ивановичем. Воевал он пулеметчиком и погиб 12 ноября 1944 года при освобождении венгерского города Мишкольц. Позже удалось выяснить, что на войне погибли и его командир полка, и станичник Ф. Жевтобрюхов.

Получив извещение о гибели отца, мама не вставала с постели несколько дней. Приходили соседи и вновь убеждали ее, что это также может быть ошибкой, что отец может вернуться после войны. К сожалению, папа не вернулся. Мы с сестрой, как дети погибшего солдата, получали до совершеннолетия незначительную пенсию.

Спустя годы я стал заниматься поисками места его гибели. Но только еще двадцать лет спустя, в 1981­м, благодаря автору популярной тогда радиопередачи, писательнице Агнии Барто и содействию комитета Красного Креста с большим трудом удалось найти место захоронения, а потом и получить разрешение на поездку за границу. При посещении братских могил, которые находились в городе и пригороде г. Мишкольц, удивляло то, что на обелисках на венгерском и русском языках было написано: «Советским воинам, павшим за свободу и независимость Союза Советских Социалистических Республик», а не Венгрии. Об этом мне удалось побеседовать с тогдашним секретарем горкома Венгерской социалистической рабочей партии. Он пояснил, что такая надпись появилась по решению советских властей. В декабре 1984 года, в 40­ю годовщину освобождения Мишкольца, на центральном кладбище было выделено место и останки советских воинов с семи захоронений перенесены туда, а на специальном постаменте отмечены 783 фамилии павших при освобождении этого города. На открытии монумента удалось побывать и мне.

Братскую могилу в Мишкольце позже мы неоднократно посещали всей семьей, привезли туда из родной станицы горсточку земли. Однако меня постоянно тревожила мысль о восстановлении истинной фамилии отца. Пришлось не раз побывать в Военно­историческом архиве Министерства обороны. Собрав необходимые документы, я передал их в суд, который ­ через тридцать пять лет после начала моих поисков! ­ в феврале 1996 года восстановил настоящие фамилию, имя и отчество моего папы. Из архивных документов мне удалось узнать, что папа был награжден несколькими благодарностями Верховного главнокомандующего и медалями «За отвагу» и «За боевые заслуги». А еще ранее, до начала Великой Отечественной, в 1939 году папа участвовал в битве на реке Халхин­Гол, когда проходил действительную воинскую службу на Дальнем Востоке. Он был настоящий солдат.