00:00, 26 февраля 2010 года

В защиту русского шансона

При этом, при всем моем уважении к А. Городницкому, не могу согласиться с его категоричностью в отношении «русского шансона с его псевдоблатной тематикой, разлагающей души молодых людей, размывающих позитивное начало». Мэтр говорит о том, что настал век «наркоты, порнухи, стяжательства», как бы относя эти пороки к «русскому шансону».

Видимо, он просто не знает нового «русского шансона», и, главное, знать не хочет (как многие актеры с гордостью говорят, что они не ходят на спектакли своих коллег!). Но А. Городницкому я это прощаю из–за возраста!

Мне почти 60. Помимо классической музыки, выросла я на Юрии Визборе в «Кругозоре» (для молодых – был такой журнал с гибкими пластинками, где и появлялись репортажи Визбора–журналиста и его песни), Владимире Высоцком, который во многом и сформировал мое мировоззрение:

«Если друг оказался вдруг
и не друг и не враг, а так,
ты его не брани, – гони…»

«Я не люблю, когда
мои читают письма,
заглядывая мне через плечо».

Я «услышала» Высоцкого. А вот мои родители его не приняли. Совсем. И как я ни старалась, давая слушать его «военные» песни, объясняя, что он – актер театра на Таганке, они слышали только хриплый «пропитый голос алкаша». Потом были Булат Окуджава, А. Галич, другие барды (в том числе А. Городницкий).

«Потом пришли другие времена…», появился Виктор Цой. Я видела, что это кумир молодежи, и, помня историю с Высоцким, старалась вслушаться в тексты его песен – за что–то же его так любят? Да, Цой не стал моим кумиром, но его песни я знаю и понимаю, за что его любят до сих пор.

А пару лет назад для меня открылся новый музыкальный мир. Параллельный тому, что заполонил почти весь телерадио–эфир. Мир новой русской песни – городского романса, который объединили одним словом «шансон» (кстати, в переводе с французского это слово означает «песня»).

Городской романс в России был всегда. Почти в каждом доме имелась гитара (с бантом!). И не только в барской усадьбе (наряду с роялем), но и в квартире городского обывателя, и даже в сельской местности играли не только на гармошке и балалайке! Моя очень старенька бабушка рассказывала мне, что она влюбилась в «почтаря» именно потому, что он играл на гитаре и пел романсы!

Мне кажется, что эти новые песни в отличие от советских – более личные, как бы рассказанные одному человеку, и более откровенные, доверительные, а потому они сильнее трогают.

В интернете я увидела, как много людей слушает «шансон»! И не только молодых! Он оказался близким очень многим людям, что видно по концертам по заявкам. (Я уже не говорю об одноименной радиостанции.) Наше телевидение здорово «удобрило почву» для этого: люди устали слышать одних и тех же: Киркоров, Лещенко, Кобзон, Пугачева со своим «новоделом», «звездные фабриканты»! Уже из ушей лезет! А включаешь «шансон», и душа отдыхает! И нет там ни «блатной» тематики, ни глупости, ни пошлости.

Новый «шансон» очень–очень разный. Больше половины авторов – 30–летние. Те, кто старше, много пережили, передумали, переосмыслили, переоценили свое прежнее отношение к жизни. Многие авторы имеют высшее музыкальное образование: С.Трофимов, А.Шевченко, Денис Майданов. А В. Курас, как и А. Розенбаум, – врачи. Во многих песнях присутствует философское начало. А песню Г. Лепса «Свои», исполненную его необычным голосом, я вообще считаю вершиной сегодняшней песни, это не песня, а драма на уровне великих мировых трагедий!

Поют о человеческом: о любви, о душе, о тепле семьи, о друзьях, о родных местах, о родном городе, родном доме. А сколько прекрасных песен, посвященных мамам! А какой юмор, давно ушедший из песен официального радио и ТВ! Я, когда впервые слушала многие из шутливых песен, хохотала так, как давно не смеялась! Даже уже забыла, что так могу смеяться! (Не над Петросяном же!). То, что в советские времена еще допускалось в виде частушек, теперь исчезло совсем, а в новом «шансоне» есть! Даже шутливые «шоферские» песенки я лично слушаю с удовольствием (хотя никакого отношения к вождению не имею).

Раньше крестник пытался заставить меня послушать «какого–то» (для меня) Трофима, а я отбивалась: «Поставь что–нибудь «нормальное». И вот я услышала и С. Трофимова и С. Михайлова и потрясающую Е. Ваенгу, и других. Купила их диски. Да, песенки часто с незамысловатыми текстами. Но!!! В них столько искренности, чувства, страсти и нежности! Они очень трогают! И очень приятные новые голоса!

Герой нового «шансона» – романтик! Он – не продал «Бригантину» на дрова и никогда не стал бы швейцаром в ресторане! Он еще едет «за туманом», поет о том, что «главное, ребята, сердцем не стареть!» и «Надежду», он говорит нам: «наше время еще не вышло!», «никогда не стареет душа!». Он пережил Афган и Чечню, для него «комбат Батяня» – не слова песни, а вполне реальный человек! Возможно, за плечами у него и «зона». Он зачастую неустроен, и у него в кармане порой нет ни гроша! Он – «бродяга», «скиталец», он порой живет «как карта ляжет», он сам не знает, «что ты нашла во мне, я несерьезный, люди говорят, я, как ребенок, верю в чудеса, я не крутой и вовсе не богат…». Его все время тянет куда–то из дома, но – «запрети мне гулять по миру, заточи в теплую квартиру, загрущу, сгину в одночасье…»; в его жизни все время «стучат колесики», «города–поезда, шторки на окошках», все – «по горам, по лесам, по проселочкам…».

Но Она любит Его, грустит у телефона, когда он пропадает «в омуте вокзальном», «идет с ним «по самому по краю любви»; если он далеко, – «я всегда буду рядом, я спасу тебя там, где никто не спасает, не сгоришь ты в огне, не утонешь в воде»; «я буду жить для тебя…над пропастью по краю я тебя проведу… своей любовью бесконечной я спасу нас двоих…».

Она готова ждать и ждать своего бродягу, пусть и неустроенного. Загадочна российская душа!

Зачастую эти песни «цепляют» первыми строчками: «Все не так уж и плохо, а бывало и хуже…», «Ты была моим лучшим товарищем», «Остановился времени бег…», «Переведи часы назад»…», «Я свободен, я ничей, но – зачем?!».

И вот именно потому, что герои этих песен живут чувствами – любят, страдают, по–моему, они так близки и понятны слушателям, именно живой душой!

Кстати, билеты на единственный концерт С. Михайлова в Ставрополе стоили от 800 рублей (стоячие) до 2,5 тысячи, и были распроданы на следующий день после того, как вывесили скромное объявление. Интеллектуалы спрашивали: «А кто это?». А народ валом валил!

А что касается «тюремной» лирики… Я, конечно, против романтизации лагерной, а тем более воровской жизни. Но… И ее можно слушать.

История свидетельствует, что был период, когда в нашей стране кто–нибудь сидел практически в каждой второй семье. Сейчас, конечно, не так, но в лагерях у нас находится где–то 700 тысяч человек. Это тоже люди, как и еще 1,5–2 миллиона членов их семей.

В 1955 году мне было 5 лет, я жила в маленьком кубанском городке.

С 1953 года из лагерей начали выходить сначала уголовники, а потом и политические. Многие оседали у нас – вдалеке от железной дороги, а значит, от милиции и МГБ. Мы, дети улицы, впитывали в себя их песни. Когда в 90–х появилась передача «В нашу гавань заходили корабли», я вдруг обнаружила, что знаю слова почти всех песен, там звучавших! И «блатных», и тех, которые называли «городской романс». И «Сиреневый туман», впервые активно зазвучавший где–то в 90–е – это песня моего детства! И – ничего! «Позитивное начало» во мне «не размыто»!

Кроме того, я – адвокат, и лет 20 следственный изолятор был моим постоянным местом работы. Посещала я и колонии. Поэтому во мне нет того категорично–негативного отношения к «сидельцам» (и особенно сегодня!).

Я понимаю жену, которая без вины виноватая ждет и по–женски тоскует о своем непутевом муже. И мужа, который, проспавшись (большинство преступлений совершаются «по пьянке»), винится и тоже – тоскует. А «сидящая» женщина?! А несчастные матери «сидельцев»?! Мать ведь любит своего ребенка – любым, а больного или несчастного – еще больше! Окунаешься в песню о такой матери «Коля. Коля. Коленька», и сердце сжимается!

А когда я услышала песню «Я родился в тюрьме», я была потрясена: ведь об этом почти не говорят! Сколько детей родилось в тюрьмах? Думаете – тысячи? Ошибаетесь! Десятки тысяч! Они выросли (и растут) и задаются вопросом: за что?

Разве песни об этом не могут тронуть душу?! Надо только вслушаться в слова и научиться сопереживать.

И вот все это – и любовь к классике, и то, что теперь называют новый русский «шансон», – во мне совпали! Во мне, удивительным для меня самой образом, как–то совместились и Моцарт с Чайковским и Рахманиновым, и Таривердиев и Высоцкий и бардовская песня и «шансон».

Я настроила радиостанцию, передающую «шансон», своему 87–летнему отцу, давала послушать его тем, кто старше меня. Люди были удивлены! Они тоже не подозревали, что есть другие песни! И эти песни им нравились! И даже исполненные «хриплыми» голосами! Так почему же о них так уничижительно отзывается мэтр бардовской песни? В чем же дело? Может, прав Пушкин: «Мы ленивы и нелюбопытны»...

В общем, отставьте презрение! Проявите любопытство! Слушайте! И тогда вам откроется, что есть, например, романтик Жека, который не самым мелодичным голосом поет в песне «Будем жить»:

«Звездами с ладоней кормим ночь.
Все трудней нам время обмануть...
Что–то не успели, что–то не сумели,
что–то никогда не изменить.
Быстрой речкой время утекло,
но его навек в душе храним…».
Нина СТРЕЛЬНИКОВА
«Не пугайтесь хриплых голосов»
Газета «Ставропольская правда»
26 февраля 2010 года