00:00, 6 января 2010 года

Стиляги и ситцевый бал

Время было голодное ­ не прошло еще и десяти лет после окончания войны, и последствия разрухи, которую она принесла, ощутимо сказывались на повседневном быте. К примеру, в нашей университетской столовой все меню обычно состояло из двух блюд: горохового супа и горохового пюре. Часто не было даже хлеба. А на пирушках в студенческом общежитии в день получения стипендии украшением стола считались пирожки с ливером, купленные в магазине по счастливой случайности.

Бедность бросалась в глаза и во внешнем облике большинства из нас: мы носили темные, неопределенного цвета пальто из дешевого шевиота, юбки из перелицованных маминых и бабушкиных довоенных платьев. О модных нарядах не приходилось и мечтать: у многих отцы погибли на фронте, семьи жили очень трудно. Не у всех было даже самое необходимое. В комнате общежития, где я жила, например, туфли имела только одна из четырех девушек, а остальные «щеголяли» в текстильных босоножках до глубокой осени.

На таком фоне сразу стали резко выделяться ярко и крикливо одетые молодые люди, которых в народе пренебрежительно окрестили «стилягами». Мода эта, пришедшая невесть откуда, распространилась прежде всего среди городской молодежи, имевшей состоятельных родителей. Появились ее приверженцы и в нашем университете, который считался самым престижным вузом Саратова, куда стремились поступить дети местной элиты.

Первые стиляги были замечены, как ни странно, на технических факультетах ­ может, оттого, что туда шли лучшие выпускники школ, страна спешно наращивала свой военный и промышленный потенциал, стать инженером, работать потом на «закрытом», т. е. оборонном предприятии становилось модно и выгодно: там и зарплаты заметно отличались от обычных. И неудивительно, что иногда на эти специальности набирали одних медалистов и победителей олимпиад по физике и математике.

Но и у нас на филфаке учились «знаменитости»: прапра­внучка Николая Чернышевского, чье имя носил университет, две одноклассницы Олега Табакова, который уже тогда громко заявил о себе на московской сцене, несколько начинающих поэтов и писателей, сделавших впоследствии карьеру на журналистской стезе. Однако стиляг в настоящем смысле этого слова не наблюдалось.

Правда, была группа городских девушек, держащихся особняком. Они одевались богато и со вкусом, но без эпатажа, были знакомы друг с другом со школьных лет и смотрели на тех, кто приехал «из деревни», свысока. Заводилой у них считалась Наталья ­ высокая, черноволосая красавица с нашего курса.

Надо ли говорить, что и бедным студентам, не имевшим обеспеченных родственников, тоже хотелось приодеться ­ ведь мы были молоды... Швейные фабрики только начинали возрождаться и переходить на мирную продукцию, купить готовую одежду было проблематично. Поэтому, когда в магазинах стали появляться недорогие, но красивые ткани, на факультете разразился настоящий портняжный бум. Девчонки старались из каждой стипендии сэкономить несколько рублей, чтобы накопить на новое платье. Шили как умели в общежитии по вечерам, искали портних через однокурсниц и знакомых ­ ведь услуги ателье не всем были по карману...

Вот тогда­то в факультетском комитете комсомола и родилась идея провести ситцевый бал. А поскольку представителей мужского пола на филфаке насчитывалось очень мало, решили пригласить на бал парней с физфака и мехмата. Над программой вечера долго не мудрили: каждой девушке предложили срочно сшить себе ситцевое платье, а из кусочка ткани от него соорудить отдельный бантик. Эти бантики намечалось поместить в особый ящик при входе в танцевальный зал. Кавалеры, приходящие на бал, должны были не глядя запустить руку в этот ящик и вытащить один из бантиков. По нему предстояло отыскать «свою» девушку и станцевать с нею, когда объявят «Вальс цветов». А специальное жюри назовет потом королеву и короля бала...

Затея всем очень понравилась. Мы с Юлькой, моей подругой, в первый же день после лекций отправились в универмаг и купили по ситцевому отрезу. Через неделю наряды были готовы. Особенно удачной обновка получилась у Юльки: платье прекрасно сидело на ее точеной фигурке, а голубые цветочки, разбросанные по белоснежному полю широкой юбки, так шли к ее глазам... Даже «тряпочные» босоножки, тщательно начищенные зубным порошком, не портили вида...

Тут надо сказать несколько слов о Юльке. Мы с нею подружились как­то сразу, когда в первый день занятий оказались в одной группе. Вскоре выяснилось, что у нас много общего: обе выросли в небольших сельских райцентрах, филфак выбрали из любви к литературе. И в поселке, где жила Юлька, и в моем селе не было ни музыкальной школы, ни настоящего дворца культуры, лишь плохонькие клубы, в которых по выходным «крутили» кино да изредка устраивали танцы под баян, куда школьников не пускали. Стоит добавить, что телевизоров в то время еще не существовало, только радио, которое было в каждом доме, давало возможность знакомиться с искусством великих драматургов и композиторов, часто транслируя концерты и спектакли из столицы.

А потому мы с Юлькой сразу страстно влюбились в оперу, как только впервые побывали в Саратовском оперном театре и вживую увидели игру артистов и услышали их пение, а также музыку в исполнении симфонического оркестра. Это стало настоящим потрясением. В короткий срок мы пересмотрели весь репертуар, не пропускали ни одной премьеры, ни одного ввода новых солистов в спектакли ­ благо билеты были дешевыми и не наносили нашему скудному «бюджету» большого ущерба... Ходили мы, но гораздо реже и в Саратовский драмтеатр, и в ТЮЗ, которые тоже высоко котировались тогда в стране среди профессионалов и любителей искусства, а также в филармонию, на выступления студентов консерватории, куда вход был бесплатным.

Словом, мы не скучали, хотя не знали ни дискотек, ни баров, ни ночных клубов, столь популярных у нынешней молодежи. Наше свободное время заполняли, помимо кино, театров и походов в лес по воскресеньям, бурные стихийные диспуты и читательские конференции, проходившие на факультете после выхода в свет сенсационных по тем временам новинок литературы ­ «Оттепели» И. Эренбурга, «Не хлебом единым» В. Дудинцева, «Золотой кареты» Л. Леонова и других. Их появление стало отражением постсталинской действительности. Я хочу сказать, что нам не чужды были и политические события, происходившие в стране. Но это тема для другого, отдельного разговора.

Тем не менее известие о ситцевом бале с восторгом воспринял весь филфак. Горячо обсуждались фасоны и расцветки будущих платьев, бальные прически ­ каждой хотелось выглядеть покрасивее. Не обошла эта суета и нас с Юлькой. Она чуть не отрезала свою чудную русую косу, чтобы сделать входившую в моду шестимесячную завивку. Мы с девчонками еле ее отговорили. Эта роскошная коса была не единственным украшением Юльки ­ большие темно­синие глаза и непередаваемое выражение доброты на лице невольно заставляли задерживать на ней взгляд...

И вот грянул бал. Стоя в группе однокурсниц, мы незаметно рассматривали каждого гостя, входящего в зал, и процедуру вытаскивания бантиков из заветного ящика. Парни с физфака и мехмата появлялись целыми компаниями. Со смехом и шуточками они разглядывали вытащенные бантики, бросали заинтересованные взоры в сторону девушек в пестрых ситцевых нарядах.

В то время в университете уже велась борьба со стилягами ­ потому что строгая комсомольская мораль усматривала в стремлении удивлять и шокировать других своим внешним видом «отсутствие идейности и общественных интересов» и относилась к нему крайне осуждающе.

На филфаке за этот участок работы «отвечала» Наталья, которая любила быть в центре внимания, часто выступала на собраниях с пламенными речами, организовывала всякие мероприятия ­ словом, слыла активисткой. Она­то и предложила запретить стилягам появляться на нашем бале. Однако, как потом оказалось, кое­кто проигнорировал этот запрет...

Когда заиграла музыка и закружились пары, в зал вошел Аркадий ­ известный «предводитель» стиляг мехмата. Правда, одет он был на этот раз довольно скромно, лишь малиновый галстук с вышитыми желтыми драконами «намекал» на его принадлежность к «касте избранных». Аркадий слыл в университете донжуаном и гулякой, но эта нелестная репутация не мешала успеху у девушек: он был очень хорош собой, а возможности его папаши, возглавлявшего горпромторг, позволяли всегда соответствовать последнему крику моды.

Мы ждали, что Наталья попросит Аркадия удалиться, но она не успела раскрыть рта, как он бесцеремонно положил руку на ее талию и увлек в круг танцующих. Танец следовал за танцем ­ пара не расставалась. Они очень хорошо смотрелись вместе и танцевали отлично ­ словом, по мнению некоторых, это были явные кандидаты на победу. Но когда распорядитель бала объявил «Вальс цветов», все вдруг увидели, что Аркадий, лихорадочно порывшись в карманах пиджака, вытащил бантик и, рассмотрев его, направился к стайке девушек, стоящих у стены, а раскрасневшаяся Наталья выбежала из зала.

Он шел прямо к нам... Юлька растерянно подняла на него глаза, когда он небрежно протянул к ней руку с зажатым в ладони бантиком от ее голубого платья. Она едва доставала Аркадию до плеча, но смело шагнула навстречу. И они завертелись в вихре вальса. Аркадий как пушинку приподнимал партнершу на поворотах, и она, едва касаясь пола своими белыми босоножками, летела, направляемая его сильной рукою. Иногда он делал неожиданные па, внезапно заставляя свою даму кружиться в обратную сторону, но Юлька ни разу не сбилась с ритма, интуитивно разгадывая «маневры» кавалера.

Весь зал невольно следил за ними. А когда звуки вальса смолкли и жюри важно удалилось совещаться, кто­то поставил на проигрыватель пластинку с быстрой мелодией, напоминавшей «Буги­вуги». Музыка гремела, но никто не решался танцевать: все американское в те годы, мягко говоря, не приветствовалось. Мы удивленно ахнули про себя, когда Аркадий снова подошел к Юльке и потянул ее на середину зала...

Их веселый танец временами напоминал пародию на рок­н­ролл, но глядеть на них было очень приятно... Тут появилось жюри и объявило, что Юлька и Аркадий признаны королевой и королем бала. Как потом выяснилось, победили они с преимуществом всего в один голос ­ многие судьи не хотели отдавать пальму первенства стиляге Аркадию, по пожалели Юльку ­ она была просто великолепна.

С тех пор Аркадий по вечерам начал поджидать Юльку в научной библиотеке возле читального зала, где мы обычно занимались после лекций и семинаров, и провожать ее до общежития. Их видели в парке «Липки» ­ известном в Саратове месте свиданий влюбленных, в оперном театре... Злые языки в университете предрекали скорый конец романтическим отношениям признанного сердцееда и стиляги и «замухрышки», как называла мою подругу Наталья, ­ ведь этот красавец бросил уже не одну девушку. Но время шло, а молодые люди продолжали встречаться. Все замечали, что Юлька очень похорошела, изменился и Аркадий: он перестал носить ботинки на толстой платформе и вызывающе броские пиджаки, а главное ­ как­то посерьезнел и повзрослел. Через несколько месяцев они поженились.

Это была первая свадьба на нашем курсе. По желанию родителей Аркадия она проходила в ресторане, что тогда было еще редкостью, и в числе приглашенных преобладали их знакомые ­ взрослые солидные люди «при должностях» и друзья жениха ­ стиляги с факультета, а со стороны невесты присутствовали лишь ее мать и две однокурсницы ­ я и почему­то Наталья...

После окончания университета наши с Юлькой жизненные дороги разошлись: я поехала по распределению работать в Узбекистан, а она с мужем и грудным сынишкой остались в Саратове ­ Аркадий сумел устроиться в конструкторское бюро одного из заводов. Но дальнейшая судьба Юльки сложилась несчастливо: через два года она тяжело заболела и вскоре умерла. Смерть ее тоже оказалась первой на курсе ­ молодость уходила, а жизнь начинала открывать перед нами свое суровое лицо...

P.S. По этическим соображениям имена действующих лиц изменены.

«Ситцевый бал»
Газета «Ставропольская правда»
6 января 2010 года