Как слышим, так и пишем?

Да, язык живой и изменяется. Но очень медленно. К примеру, «директорА» и «договорА» во множественном числе превращались в «директоры» и «договоры», еще когда я училась в вузе. Уже тогда последние формы считались более правильными. С тех пор прошло больше десяти лет, но «директорА», пусть в меньшинстве, еще продолжают жить.

Ничего страшного не случилось, возражают некоторые. Просто теперь правильными признаны оба варианта – и литературный, и просторечный. Но вот тут–то и заложена мина замедленного действия. Потому что если следовать по этому пути, то вполне допустимым становится «лОжить докУменты в пОртфель и отправить с шОфером в апартАменты», спрашивать «чей туфля?» и отвечать «моё».

Похоже, сегодня у нас идет процесс, обратный описанному Бернардом Шоу. Там «Пигмалион» превращает Элизу Дуллитл в культурную девушку, отучая ее говорить на кокни, заменяя язык простонародья литературным. У нас, наоборот, студенты учат профессуру. К чему это может привести в конечном итоге? К «моя твоя не понимай»?

Утрирую? Согласна. Но… Смещая приоритеты, мы добавляем хаоса в нашу жизнь, и без того далеко не упорядоченную. Ведь как говорим, так думаем и живем. Разруха, как справедливо заметил Михаил Булгаков, не в клозетах, а в головах.

– Реформа необходима. Но грамотная, умная, – считает заслуженный учитель России, преподаватель русского языка и литературы с 43–летним стажем Лариса Пронькина из школы–гимназии № 1 Кировского района. – Посмотрите, у нас ведь что ни правило, то непременно с исключением – будто для того, чтобы специально народ путать. К чему, например, эти «стеклянный, оловянный, деревянный»? Ну и писались бы как серебряный. Или взять правило, что «и» после приставки превращается в «ы». Кто его придумал? Мало того, что слова коверкаются, так еще помни про постИмпрессионизм и иже с ним.

Орфографию, а кое–где и пунктуацию не мешало бы упростить. Но делать это нужно очень осторожно и грамотно, не впадая в крайности. Идти по пути «как слышим, так и пишем» совершенно недопустимо. Это путь в никуда, к варварству.

– Язык обновляется, это безусловно. Но чтобы издать новый словарь, надо, чтобы процент новых слов был довольно велик, не меньше 26. Но кто же будет так долго ждать, когда хочется славы и денег! И хочется сегодня. На мой взгляд, авторы новых словарей, что называется, поскребли по сусекам, узаконили ошибки и заработали на этом капиталец и имя. Вот и все, – высказывает свое мнение член Союза писателей России, автор полутора десятков книг стихов и прозы, дипломант Всероссийского конкурса в области литературы Иван Аксенов из г. Новопавловска.

Кстати, «высокопоставленные» ошибки у нас узакониваются нередко. Сказал Брежнев «дОговор» – и все чиновники стали говорить так. Отсюда и пошло. Удивляет, как не узаконили многие перлы Хрущева – такие, например, как «СССР – суеверное государство», «американские канализаторы» и «Джаванахрал Неру». В старых словарях дано «обеспЕчение», но Путин говорит «обеспечЕние» – и все повторяют.

Конечно, дико, что те, кто ошибался, теперь получат право смеяться над теми, кто говорит правильно. Произношение многих слов, раньше считавшееся признаком малограмотности, теперь узаконено. Кем будут чувствовать себя учителя?

Впрочем, есть и «образованцы», как называл их Солженицын, говоря о том, что образование не является признаком настоящей интеллигентности и культуры. Тем все равно: требует новый словарь говорить так, значит, будем.

В последнее время язык перестает быть русским. Посмотрите, какое огромное количество иностранных слов. Причем значение многих из них люди просто не понимают. Кто такой, например, топ–менеджер. Куда он топает? Брокеры, дилеры, хакеры… Зачем они нужны? Или шопинг – прямо неприличное слово. Мониторинг. Как шутит юморист, мы будем заниматься мониторингом замусоринга…

Одно дело – компьютерные термины, которые ничем не заменишь. Но зачем вводить иностранные слова там, где можно обойтись своими? Во Франции, например, запрещено пользоваться английским словом, если есть французский аналог. А что происходит с явлениями, названными по–новому? Эстрада действительно превратилась в шоу–бизнес, не имеющий к искусству никакого отношения…

Все это не радует. Наша речь стала не просто бедной – нищей. Люди книг не читают. А человек, который не обогащает свой словарный запас и внутренний мир, начинает говорить примерно так: «Короче, понимаешь… Ну типа пошли типа потанцуем». Разложение идет страшное, особенно молодежи. Кроме того, мат становится нормой. Мимо школ ходить страшно – такого наслушаешься… И так говорят школьники, студенты, взрослые. Мы становимся похожи на Эллочку–людоедку, у которой в запасе было всего 30 слов.

Я не согласен с теми, говорит писатель, кто не видит в происходящем ничего страшного. Когда русский литературный язык заменяется языком подворотен и пьяных компаний, это первый шаг к его разрушению.

Оксана ВОРОПАЕВА. Член Союза журналистов России.

Новопавловск.