00:00, 26 сентября 2009 года

Мурад Кажлаев: Попсы не пишу. И не буду

­Кавминводы мне очень близки, ­ рассказал корреспонденту «СП» Мурад Магомедович. ­ В Новопятигорске был саманный домик дядюшки, куда все дети Кажлаевых приезжали из Баку ранней весной и жили там до осени. Соответственно эти места с детских лет любимы и знакомы. И все это было сопряжено с поэзией, чтением книг. А еще с воровством шикарных яблок из сада знаменитого актера Олега Жакова – его дом стоял неподалеку от дядюшкиного. Мог ли я тогда подумать, что через много лет буду писать музыку к фильму, где в главной роли снимается Жаков. Это было в Ленинграде в 1967 году, фильм назывался «Браслет­2». Там я ему и признался, что таскал яблоки из его сада.

­ Какое впечатление на вас произвел Кисловодск после пятилетнего перерыва?

­ Печально, но Кисловодск, у которого всегда было свое неповторимое лицо, стал приобретать все то же самое, что другие города: из уникального превращается в ширпотребовский. Почему Карловы Вары, Баден­Баден не меняются, хотя денег имеют в тысячу раз больше? Курорт должен сохранять историческое своеобразие. А у нас при первой возможности обязательно всунут в центр небоскреб.

В Кисловодск родители привозили меня с самого раннего детства. Это была такая романтика! Взять спуск от железнодорожного вокзала к «пятачку» перед бывшей Курортной библиотекой. С левой стороны стояли маленькие лоточки. В них продавали кавказские поясочки с маленькими кинжальчиками, газыри, черкески для детей. То есть присутствовала вся экзотика Кавказа. А с правой обязательно стоял знаменитый человек с бородой, который точил ножницы на каком­то невероятном самодельном агрегате. И это тоже была достопримечательность Кисловодска. Вдоль всего спуска тянулась стена из замшелых, покрытых вьюнами камней. А сейчас там аляповатые ларьки из пластика.

­ А в санатории «Красные камни» вы прежде бывали?

­ Именно здесь мы всегда и отдыхали. Более того, 12 лет подряд жили в том самом номере, в котором остановились сейчас. На этом балконе, за этим столиком сочинялась музыка, писались книги. Когда мы первый раз приехали сюда, ива напротив балкона была совсем малюсенькая. А теперь вон какая выросла!

В Кисловодске у меня были десятки концертов и с местным оркестром, и с другими. Приезжал сюда и с оркестром Юрия Силантьева в качестве второго дирижера, и с ленинградским оркестром Анатолия Батхина.

­ Вас все знают как художественного руководителя и главного дирижера оркестра имени Силантьева – одного из лучших в стране. Как пересеклись ваши пути с этим коллективом?

­ Я был очень близок с Силантьевым. Он мне всегда доверял этот оркестр, приезжал ко мне в Дагестан. Когда Юрия Васильевича не стало, оркестр начал разваливаться. Музыканты просто потребовали моего прихода. Но я тогда плотно жил в Дагестане и был вполне доволен: ездил в Москву, в Ленинград, за границу, писал свою музыку. Засесть в Москве с оркестром – для меня это было очень тяжело. Но они меня выбрали – и нужно было оправдывать доверие. У меня были связи, я убедил руководство, что оркестр должен существовать. И ровно 20 лет, от звонка до звонка, проработал с этим коллективом. До последнего дня я не терял площадок: мы играли все Дни Москвы, юбилеи Пушкина. Лучшие концерты держал оркестр Силантьева. Но в один прекрасный день я сказал: «Все, ухожу». Когда стали уговаривать, открыл паспорт: «Посмотрите, сколько мне лет». Это было год назад. А еще через год мне исполнится 80.

Но если честно, то я ушел не только потому, что устал. Из композитора я превратился в администратора, устраивающего работу этому коллективу. С утра до вечера звонки, переговоры. А ведь еще столько хотелось сделать…

­ И чем же вы занялись после ухода из оркестра?

­ Всю жизнь была мечта открыть школу для одаренных детей. И вот мне предоставили такую возможность. Сейчас у меня есть замечательная школа в Дагестане ­ единственная такого рода на Северном Кавказе. Она открылась ровно год назад и называется ГУ «Республиканская школа Мурада Кажлаева для особо одаренных детей». Это как Московская Центральная музыкальная школа, которая производит такой штучный товар. Первый набор был 36 детей, в этом году ­ 16. Пусть до конца дойдут пять, но это будут очень хорошие музыканты. Сначала открыли школу без здания – нам дали несколько классов в музыкальном училище. А в этом году правительство выделило деньги, и мы через министерство госимущества купили в новом доме второй и третий этаж. Есть три зала: концертный, балетный, а в третьем делаем первый в республике музей музыкальной культуры Дагестана. Есть классы для занятий. Причем не только классической музыкой, а и джазом, гитарой. Планируем открыть и дошкольную группу для детей с трех лет ­ маленький детский сад, в котором все будет насыщено музыкой. И игрушки будут музыкальные, и мультики. Там дети будут проводить три часа. Захотят отдохнуть – есть спаленка. В шесть лет они смогут поступать в дошкольную группу, а в семь – начинать учебу. Все это бесплатно – школа­то государственная.

В апреле в Махачкале под эгидой нашей школы провели свое­образный съезд молодых талантов из разных концов страны и из­за рубежа. И на следующий год я «забил» средства на такой съезд в бюджете министерства культуры. Гостила у нас ростовская джазовая школа Кима Назаретова, были кореянки, азербайджанская школа. Мы предполагали, что эта школа будет приглашать на учебу и талантливых ребят из других северо­кавказских республик. Но сейчас, в связи с нынешней нестабильностью, это очень тяжело. Тем не менее я планирую через пару лет сделать интернат для приезжих.

­ Но школа – далеко не единственное, чем вы сейчас занимаетесь.

­ Нет, на мотоцикле я уже не езжу. Хотя в молодости очень увлекался. В 16 лет, сразу после войны, со своими двумя братьями собрал из утиля мотоцикл и на нем приехал на Кавминводы. Бакинцы еще помнят, как я участвовал в самых тяжелых мотоциклетных соревнованиях – подъемах на почти отвесный холм. И здесь по бездорожью поднимался на мотоцикле на вершину Бештау. Но это всё в прошлом.

Сейчас я стараюсь подготовить и издать то, что раньше не издавал из­за занятости. Но если раньше издатель звонил и просил дать рукопись, то теперь ты должен сам предложить. И гонорар никто платить не будет. В лучшем случае бесплатно дадут 50 экземпляров. Сейчас переиздаю клавир своего балета «Горянка». Он был издан только один раз ­ в 1969 году, и все разошлось за рубежом. За неполных два года я смог поставить свой балет «Имам Шамиль», оперетту «Валида», которую написал 20 лет назад и посвятил жене, национальную пьесу на родном лакском языке «Земля и небо».

­ Вы много и весьма успешно работали в кино. Не собираетесь вернуться?

­ Действительно, я написал музыку к 42 фильмам. Бывало, садился делать музыкальный фильм и две недели не поднимал головы ­ с утра до вечера музыка, хронометр. Валюша меня кормит, а я даже не знаю, какое сегодня число. И сейчас, если получу заказ на музыку к серьезному фильму, возьмусь. Но те сценарии криминальных сериалов, что предлагают, я не хочу даже читать.

­ А джаз? Как он у вас уживался с классической музыкой?

­ Я всегда был разножанровым композитором. И сейчас своим аспирантам в консерватории говорю: если хочешь стать композитором, ты должен уметь написать пьесу для оркестра «водосточных» инструментов.

Джаз помог мне выжить как композитору. Когда наступал тяжелый момент в серьезной музыке, я обращался к своему близкому другу – джазу. Было время, когда меня числили среди лучших джазовых пианистов. В 1964 году мой концерт для джаза сыграл сам Дюк Эллингтон. Я и сегодня ­ профессор джазового факультета в Ростове, у меня есть несколько аспирантов по джазу. Когда возвращался к «большой музыке», то и там применял технику джаза. Послушайте сюиту из балета «Имам Шамиль». Там есть такие жесткие приемы, которые работают только в джазе. Вообще я синтетический композитор. Но попсы не пишу. И не буду.

­ Как я понимаю, современная эстрада вам не слишком по душе…

­ Я и в страшном сне не мог представить, что доживу до такого времени, когда включу телевизор, радио и не услышу ни одного сочинения моих знаменитых коллег. С утра до вечера будет только попса, «Дом­2», криминал. Я еще сохранил энергию, не унываю. А ведь многие мои коллеги ­ прекрасные композиторы, музыканты ­ вообще ушли в подполье, списаны. Александр Флярковский, написавший много замечательных песен. Где он? Вы много слышите Оскара Фельцмана? Сгинул Марк Фрадкин со своими песнями. Все перечеркнуто заживо и выкинуто в мусорку. Я вам сотни таких примеров приведу. Два года назад ушел от нас Тихон Николаевич Хренников. Кто­нибудь вспоминает о нем?

­ Но ведь есть и молодые композиторы, которые пишут серьезную музыку. Как вы оцениваете их работу?

­ На этот вопрос трудно ответить, потому что поле деятельности этой музыки почти полностью уничтожено. Ведь раньше у нас каждый год проходил пленум композиторов. Хачатурян, Свиридов, другие мэтры приезжали в Кисловодск, в Черкесск, общались с молодыми. Тогда я мог сказать, у кого какая музыка. А сегодня о жизни классической музыки очень трудно судить.