Жилищные проблемы ветеранов боевых действий не решаются

Гром и молния в руках

Утром 7 сентября 2005 года у Сироткина, находившегося вместе с сослуживцами на полигоне, в руках взорвалась реактивная противотанковая граната, оставшаяся с предыдущих учебных стрельб. Парень выжил, но оказался страшно искалечен. Злая ирония судьбы заключалась в том, что через четыре дня Валерий собирался отметить 30­летие и на свой юбилей прибыть в отпуск к маме в Дагестан. Получилось по­другому — это Александра Александровна спешно выехала на Ставрополье к боровшемуся со смертью сыну.

­ О трагедии я узнала от соседки, смотревшей по телевизору новости, ­ рассказывает А. Сироткина. ­ Валеру вначале привезли в реанимационное отделение 4­й горбольницы Ставрополя, где он почти две недели находился без сознания. Оперировавший врач тогда сказал, что шансов выжить у сына нет... Но медик, к счастью, ошибся.

Травмы, полученные В. Сироткиным, шокируют, а их перечисление занимает почти страницу заключения военно­врачебной комиссии, отпечатанную мелким шрифтом. У Валерия сильно пострадали голова и лицо. Он потерял левую руку ниже предплечья, а также палец на правой, нет левого глаза, оставшийся практически не видит. Бывший рядовой теперь инвалид второй группы третьей степени. В справке, выданной Нефтекумским филиалом Бюро медико­социальной экспертизы Ставропольского края, написано, что причиной инвалидности является «заболевание, полученное в период военной службы». В. Сироткин перенес 20 (!) операций, в том числе и в Российском научном центре хирургии, а недавно получил направление на еще одну, которая, вероятно, будет проведена этой осенью.

Роковой удар

Ко всем прочим несчастьям, Валерий не избежал суда. Его признали виновным в «нарушении правил обращения с оружием и предметами, представляющими повышенную опасность для окружающих, повлекших по неосторожности смерть двух или более лиц». Приговор Ставропольского гарнизонного военного суда ­ четыре года лишения свободы. Но от «отсидки» В. Сироткин был освобожден «как заболевший тяжелой болезнью, препятствующей отбыванию наказания».

Что же произошло в тот роковой день на полигоне? Материалы уголовного дела свидетельствуют, что перед взводом, возглавляемым младшим лейтенантом Владимиром Бахуташвили, была поставлена задача собрать боеприпасы после проведенных накануне стрельб. При обнаружении снарядов солдаты должны были присесть и поднять руку. Это был условный знак. К ним подходил либо сам командир взвода, либо сержанты и осматривали найденные предметы. А затем находки относили на рубеж открытия огня.

Бахуташвили пояснил, что снаряды можно разбирать, ссыпая из них взрывчатое вещество в картонную коробку, и показал, как это делается, вывернув несколько взрывателей. А чтобы внутри гранаты или выстрела на стенках корпуса не оставалось прилипшего пороха, можно, дескать, и несильно по этим боеприпасам чем­нибудь постучать. Что офицер и продемонстрировал, легонько ударяя по снаряду учебной миной. Кстати, в это время военнослужащие были без бронежилетов и касок, сняв их по приказу своего командира в связи с объявленным им перерывом.

В суде младший лейтенант признал, что выстрел от РПГ он стал разбирать из профессионального азарта и не обращал внимания на то, чем занят его подчиненный. А когда, наконец, обратил, то увидел, что тот (по примеру командира) постукивает железным корпусом учебной мины по задней части РПГ, где находился стартовый заряд. Остановить рядового младший лейтенант Бахуташвили не успел...

Всего вместе с Валерием пострадали девять человек, причем рядовой С. Сафонов скончался в тот же день, а рядовой А. Даниленко – через два месяца. Остальные получили серьезные ранения. В. Бахуташвили тоже был осужден Ставропольским гарнизонным военным судом и приговорен к трем годам лишения свободы условно

Александра Александровна сетует, что из­за безденежья не могла нанять хорошего адвоката, который бы защитил ее сына и доказал, что слесарь ремонтной мастерской инженерно­технического взвода Сироткин не должен был в тот день заниматься саперной работой. Ведь командир сейчас уже расформированной воинской части № 6824 майор Александр Трушин показал в ходе расследования, что ему неизвестно, почему на занятиях 7 сентября 2005 года присутствовали военнослужащие из непрофильных подразделений, и в частности В. Сироткин ( майор тогда находился в командировке). А что касается Бахуташвили, то он не выполнил приказ командира части о ранее установленном месте проведения занятий, самостоятельно изменил их тему на «Обнаружение и уничтожение взрывоопасных предметов», а также по своей инициативе вывел личный состав на огневой рубеж в нарушение всех мер безопасности.

Интересно, что, по словам мамы Валерия, в декабре 2005­го следователь военной прокуратуры вручил им постановление о признании В. Сироткина потерпевшим. А потом, в январе следующего года, появилось уже обвинительное заключение.

Кстати, при подготовке этого материала я натолкнулся на публикацию в газете «Мурманский вестник», где было рассказано о жителе города Максиме Брехове, тоже пострадавшем при том взрыве на полигоне. Его судьба во многом схожа с судьбой Валерия. Врачи не скрывали, что многочисленные ранения не оставляли Максиму шансов выжить. Но он все же пересилил смерть. Парень перенес много операций, и всегда с ним рядом находилась мама, Марина Борисовна. После двух месяцев интенсивного лечения произошло чудо — уцелевший глаз начал различать очертания окружающих предметов, и Брехов смог самостоятельно передвигаться. Но впереди его и маму ждали новые трудности — испытания бюрократизмом. Эта семья тоже до сих пор остро нуждается в средствах, которые требуются для диагностических исследований и лечения.

Очередь в бесконечность

До трагедии на полигоне Валерий успел отслужить «срочную», по контракту побывал в Чечне, где принимал участие в боевых действиях. Потом был направлен в Михайловск. После несчастья с сыном Александра Александровна вынуждена была оставить небольшой домик в дагестанском поселке Кочубей и перебраться в Нефтекумск, где «прописана» воинская часть ее сына, да и он сам. Сейчас они проживают в съемной однокомнатной квартире. Львиная доля обеих пенсий уходит на ее оплату, остальное ­ на какую­то еду. Чтобы купить необходимые лекарства, порой просто не хватает денег.

В октябре прошлого года городские власти поставили В. Сироткина в очередь на получение жилья под номером 502, а в списке первоочередников он 160­й. Если учесть, что в Нефтекумске вообще не ведется строительство муниципальных жилых домов, то любой из указанных номеров все равно означает бесконечность. Или, точнее, безысходность. А между тем состояние здоровья Валерия постоянно ухудшается. Тяжелейшие травмы повлекли за собой и приступы эпилепсии.

Ни копейки на жилье

Сегодня в Нефтекумске приватизирован практически весь жилищный фонд. Осталось пять­шесть процентов муниципального жилья. Освобождается оно очень редко, в случаях, когда кто­либо из квартиросъемщиков умирает – в прошлом году таких «нехороших», как их тут называют, квартир было всего две. Поэтому жилищная очередь в 27­тысячном городе неуклонно растет.

Любопытно, что, по данным на начало мая, очередник, числящийся под номером один, принес заявление ровно 30 лет назад. К тому же Жилищный кодекс РФ, принятый в марте 2005 года, позволяет вносить в списки на получение квартир только малоимущих граждан.

­ Понятия «льготник» сейчас не существует, ­ говорит заместитель главы администрации муниципального образования Нефтекумска Наталья Юрчик. – Это мы уже сами внесли коррективы – видим, что есть люди, остро нуждающиеся, вот и сделали из них так называемых первоочередников. А Жилищный кодекс никого не разграничивает. Правда, инвалиды, ставшие в очередь до первого января 2005 года, имеют право получить субсидии, ну а те, кто позже, такого права лишены. В бюджете города не заложено ни копейки на строительство жилья, и так продолжается уже несколько лет.

Добавим, что в очереди в пяти общежитиях числятся 180 человек. И в первых рядах, естественно, инвалиды. Впрочем, с Сироткиными вариант общежития даже не обсуждался, потому, что им подобные условия проживания изначально не подходят.

­ У нас есть огромное желание поддержать всех нуждающихся, но, к сожалению, возможности ограничены, ­ продолжает Н. Юрчик. – Мы разработали программу социальной поддержки и выделяем на эти цели 10­15 тысяч рублей в квартал. На одного человека или семью выходит совсем мало – всего по тысяче, но и такие деньги, бывает, играют в чьей­то судьбе свою роль. А у нас около 15 тысяч пенсионеров, в том числе и инвалидов.

Словом, городская администрация не в силах помочь Сироткиным с жильем. Тогда, может быть, проще его купить? Однокомнатная квартира в степном Нефтекумске сейчас стоит от 450 до 600 тысяч рублей. Цена по местным меркам огромная. Но такова реальность. Реальность также и то, что таких денег у семьи инвалидов нет и заработать их они не в состоянии. Даже если продать дом в Дагестане, то за него, может быть, половину нефтекумской цены и дадут. А остальное?

­ Увезти Валеру на родину? Из этого тоже ничего хорошего не выйдет, ­ рассуждает А. Сироткина. – Я уже не раз об этом думала. Поселок у нас маленький, своей «Скорой» не имеется. А от ближайшего города ехать к нам минимум час. Не дай бог приступ: пока врачи доберутся, сыну помощь может уже и не понадобиться. А если у него приступы будут несколько раз в день? В Нефтекумске же у нас с врачами проблем нет.

Общество с ограниченной ответственностью

Положение ветеранов и инвалидов боевых действий в регионе с приобретением жилья хуже некуда, потому что этой проблемой уже несколько лет никто не занимается, ­ утверждает заместитель председателя Ставропольского краевого Союза ветеранов войны в Афганистане Николай Борисенко.

­ Так называемых субсидий, выделяемых государством, не хватает даже на комнату в общежитии, ­ возмущается он. ­ Средства предусмотрены на приобретение 18 квадратных метров по цене 23 тысячи рублей за один метр. А где у нас такие цены? Причем, сумма предназначается на самого ветерана, без учета членов его семьи.

Есть еще и такой нюанс. Деньги обязательно перечисляются на счет продавца. То есть ветеран или инвалид боевых действий (но, напомним, только тот, кто встал на очередь до первого января 2005 года и потому имеющий право на получение субсидии) должен заключить с кем­то договор купли­продажи и зарегистрировать его в Регистрационной палате. А в большинстве случаев у ветеранов или инвалидов просто нет других средств. С кем же они тогда могут заключить договор, если за 414 тысяч рублей им квартиру никто не продаст?

Вот и получается, что для этой категории людей жилья в стране нет. Проще говоря, государство сняло с себя ответственность за судьбу таких, как Валерий Сироткин.