Иван Матвеев. Рулевой с «Патагонии»

Это строки из мужественно-сдержанной повести А. Серафимовича о «Железном потоке», в нечеловеческих усилиях, сломавших отборные белогвардейские цепи. Летом 1918 года с боями, этап за этапом, по Кубани двигались таманцы на соединение с главными силами Красной армии. Но, вероятно, немногие знают, что командующим героической Таманской армии был Иван Иванович Матвеев, простой матрос Черноморского флота, жизнь которого трагически оборвалась в октябре 1918-го.

...Августовской ночью 1914 года океанский торговый пароход «Патагония» под английским флагом готовился покинуть Одессу. В последний момент поступил сигнал «Стоп!»: капитану сообщили о начале войны. Дарданеллы закрылись. «Патагонию» «перекрасили» в транспортное судно № 46 и поставили у Николаев-ского пирса в устье Днепра рядом с французскими океанскими судами «Оксюз», «Экватор», «Португаль».

Общительный и ладный парень, рулевой с «Патагонии», да еще с живительным запасом энергии, вскоре дружески хлопал по плечам чернявых француз-ских моряков. В свои 24 года Иван Матвеев слыл уже бывалым матросом, успел совершить несколько кругосветных рейсов, вкусить «прелестей» шведской каменоломни и чикагской бойни. По морским профессиям прошел от юнги до рулевого – закваски хватило бы на две жизни. И злости к тем, кто с незаслуженной легкостью пользуется трудом «отверженных» людей, недостойных ни звания, ни благополучия…

С высоты сегодняшних времен не так уж просто оценивать порывы и действия большевика Ивана Матвеева. Ведь отделяют нас от той революционной поры ни много ни мало девяносто с лишним лет. Но то, что сколотил он на «Патагонии» подпольную группу из верных ребят, достал в морском агентстве пишущую машинку – это факт. Глубокой ночью в кают-компании французского «Оксюза», стоящего на одной линии у портовой стенки, миловидная горничная – кто мог подумать! – Жозефина Клермон, кстати, неплохо знавшая русский язык, отстукивала под копирку листовки против ненавистной войны.

В середине апреля 1915-го «Патагония» подорвалась под Очаковом на минах. Половина экипажа погибла, остальные спаслись. Среди возвращенных к жизни был Иван Матвеев. К слову сказать, французские моряки оказались отчаянными и верными товарищами. 20 июня 1918 года в Цемесской бухте под Новороссийском «Оксюз» и «Экватор» гордо пошли на дно вместе с кораблями Черноморского флота, чтобы не попасть в лапы кайзеровских оккупантов. Многие матросы влились в революционные отряды русских рабочих и матросов и прошли дорогой на «голгофу» вместе с Таманской армией. Многих из них не дождались на родине.

Днепровский отряд моряков под командованием Ивана Матвеева совершал яростные атаки против немецких оккупантов под Одессой и в Крыму, прошел беспримерный боевой путь через Балаклаву, Феодосию на Тамань. Осталась в истории глубоко волнующая глава человеческого противостояния, далеко еще не исследованная историками и краеведами.

Созданная летом 1918 года в основном из разрозненных отрядов легендарная Таманская армия прошла с тяжелыми боями от приазовских плавней, по плодородным полям Кубани, вдоль скалистого берега Черного моря, через отроги Главного Кавказского хребта, безводные ставрополь-ские и калмыцкие степи, по сыпучим астраханским пескам до великой русской реки Волги.

28 августа 1918 года в Геленджике на объединенном совете отрядов и колонн таманцев командующим армией был единодушно выбран сын моряка, отважный черноморец и надежный сухопутный командир Иван Иванович Матвеев. Его боевая слава и трагическая судьба – все перемешалось в водовороте Гражданской войны.

В воспоминаниях начальника штаба Таманской армии Г. Батурина есть такие строки: «Не желая выполнять приказ авантюриста Сорокина об отступлении таманцев на Невинномысскую, Иван Матвеев срочно выехал «для объяснения» в Пятигорск. На следующий день до армии дошла страшная весть – любимый командир расстрелян. Со смертью дорогого товарища армия попадала непосредственно под командование Сорокина. И это еще более ожесточило таманцев».

Одиозная личность командующего Красной армии Северного Кавказа И. Сорокина, его диктаторские замашки, бесцеремонная расправа со многими командирами привели к тому, что Чрезвычайный съезд в станице Невинномысской признал его вне закона, и при не до конца выясненных обстоятельствах Сорокин был убит в ставропольской тюрьме. Таковы они – коллизии гражданского и военного противостояния.

Утром 28 октября 1918 года оккупированный белой армией Ставрополь проснулся от артиллерийской канонады, криков «Ура!» и мощных звуков оркестра, исполняющего «Марсельезу». С боями к губернскому центру прорвались колонны Таманской армии. Да, да – того самого «Железного потока», двигавшегося с боями от Кубани на связь с 11-й Северо-Кавказ-ской Красной армией.

Измученные долгими переходами, но одухотворенные бойцы ворвались в город, внезапностью ошеломив противника, поразив изумленных жителей мужеством, стойкостью и торжествующей верой в правое дело трудового народа. Одним из поразительно нравственных актов командования Таманской армии – разутой, раздетой, израненной, больной, наполовину лапотной и пестрой по составу и поведению – был приказ по гарнизону о запрещении производить обыски в Ставропольском музее и взятии под охрану его ценностей. Спустя две недели под натиском вооруженных до зубов деникинцев таманцы вынуждены были оставить Ставрополь, снова и снова вторгаясь в пучину Гражданской войны.

Станица Курганинская стала последним пунктом, где командарм Таманской окончательно расстался со своим штабом, с боевыми товарищами: здесь остался рундучок, простой матросский рундучок с немудреными вещичками и фотографиями. У бывшего рулевого с океанского парохода «Патагония» была крепкая матросская закваска. По воспоминаниям близких к Ивану Матвееву однополчан, этот рундучок сдал на хранение в Курганинский станичный исполком ординарец и верный друг моряк-пулеметчик Андрей Литаренко. Поисками вещей Ивана Матвеева, похоже, никто так и не занялся. И доныне удивительно, как его фотография, хранившаяся в рундучке, неизвестными путями оказалась в Ставрополь-ском краеведческом музее. Есть предположение, что здесь не обошлось без помощи жены и друга Ивана Матвеева – Жозефины Клермон.

Хрупкая, но на редкость выносливая женщина, она ухаживала за ранеными, облегчая страдания бойцов и беженцев. Ее уважали, ласково называли «наша Жося». После трагической гибели командарма многие части таманцев были переформированы, и сведения о Жозефине обрываются. А подлинность долгое время остававшейся спорной фотографии Ивана Матвеева еще в 60-х годах минувшего века при жизни подтвердил судовой машинист, близкий его друг Михаил Петрович Уткин, тесно связанный с нашим музеем активной перепиской.

Поистине есть в этой истории начало, но нет еще у нее достойного литературного, исследовательского завершения.