Очарованный странник

Его имя действительно известно тысячам читателей. Журналист, поэт, прозаик, драматург, публицист – он по-прежнему крепко держит перо в своих руках.

Владимир Григорьевич уже давно столичный житель, однако по праву рождения, сердечного родства и сыновней любви навеки «приписан» к ставропольским степным просторам, к вершинам Кавказа, к людям, которых помнит самой глубокой и незабвенной памятью – памятью сердца. Их судьбы запечатлены на страницах его книг, их воля и мужество в труде и вековечной борьбе за счастье всегда были ему духовными опорами на собственном нелегком жизненном пути.

Сердечно поздравляя писателя с его большим юбилеем, редакция «Ставропольской правды» желает ему, своему старинному заслуженному автору, бывшему моряку, семь футов под килем и счастливого плавания в безбрежном океане творчества.

Все пытаюсь найти под обложками его книг эту запечатлевшуюся в моей памяти фотографию – и не нахожу ее. Но ведь не пригрезилась же она мне! Где-то там, в прошлом, в самом начале его взвихренного неистовой любовью к жизни пути, есть оно, это юное лицо, подчеркнутое строгой графикой матросской тельняшки, – обличье молодого льва, изготовившегося к упругому прыжку. Только жизнь в условиях, где царит «закон джунглей», способна ваять такие ожесточенно-вдохновенные прекрасные лица. А жизнь и на самом деле была у него полной опасностей и задорно-яростной борьбы как за физическое существование, так и за духовное само-стояние, борьбы, в которой ему не на кого было рассчитывать, кроме самого себя, поскольку рано лишился родительской опеки. Время было жестокое.

В художественно воплощенной автобиографии Владимир Гнеушев так пишет о своем детстве, проходившем вначале в родном ставропольском селе Кевсалы, а затем в бродяжничестве по всей земле, где только приглянется.

«В тридцать третьем году помню себя пухлым от голода, но тогда я еще жил с мамой, она и спасла меня от смерти, подворовывая на поле в степи кукурузу, которая уже достигла восковой спелости. У меня шатались зубы, поэтому она жевала кукурузу сама, заматывала в тряпочку и давала мне высасывать то, что там находилось…».

Далее следует рассказ, который современные дети восприняли бы как выдуманную страшилку, но это доподлинная быль.

Одноногий объездчик дядя Емельян однажды остерег мать мальчишки:

«- Ты не дюже отпускай Володьку от себя. По крайности дома пусть сидит, покуда мы шайку от села отгоним.

- Какую шайку? – испуганно спросила мать и покрепче сжала мою руку. – Вы же ее в милицию сдали, дядя Емельян.

- То одна была, а нынче другая. Покуда кукуруза стоять будет, она не уйдет. Как бы не съели парня.

Ужас охватил маму, а через нее и меня. Слухом о людоедстве пользовались в тот год многие, и наверняка не без основания, но чтобы оно подошло так близко…

Почти бегом мы помчались к своей землянке, дверь в которую подпиралась палочкой, без всяких замков. Палочка отлетела в сторону, мы влетели в комнату, мама упала на лавку, горько зарыдала, закрыв лицо руками, и долго потом тихо плакала, прижав меня к теплому родному телу…».

Кукурузное млеко ставропольской степи, смешанное с нутряной материнской любовью, не позволило мальцу умереть. И вся его дальнейшая судьба имеет поразительное сходство с судьбой ласкового «очарованного странника», коему на роду было знамение: «много раз погибать и ни разу не погибнуть». За нашим странником опасность погибнуть, если не физически, то духовно, всю жизнь ходила по пятам. Так было в холодном и голодном детстве, так было в беспризорном отрочестве: стать бы Володьке одним из тех, кому имя «уличная шпана», да только был в его натуру вколочен крепкий стержень, он-то и не дал ему пошатнуться. Так было в юности, начавшейся призывом в армию зимой сорок четвертого: из пекла войны он вышел живым, но не сказать что невредим – три месяца провалялся на госпитальной койке. Так было в молодости, когда он нес опасную службу на кораблях военного флота с дальними и ближними плаваниями. Море и горы – глубина и высота – всегда властно притягивали его к себе романтикой борьбы и неизведанного. И все потому, что был он страстным приверженцем трудных дорог. И трудного счастья. И жил всю жизнь так, словно бы непрестанно испытывал себя на прочность.

«В дни самой первой, горестной любви…» - начинает исповедь юное сердце поэта, и одна эта певучая, грустно-щемящая строка стоит целого стихотворения. В ней есть все: радость встреч и горечь расставаний, необоримая нежность и бережно лелеемая тоска по утрате, ведь пока она есть, эта тоска, как бы нет еще и самой утраты. Лирический герой Владимира Гнеушева в любви не похож на тот традиционный в лирике образ, когда влюбленный готов весь мир сложить к ногам своей возлюбленной.

…Только небо и море, и «чуть плещущая тишина» в корабельном кубрике. «Не видно нигде берегов…» - затянули матросы песню, растревожившую душу. И вспоминаются моряку родные края, дорогие сердцу места, где еще недавно бродил он с любимой.

Любовь, не заслоняющая собой весь мир, но расширяющая его границы, сливающаяся с земной ширью и высью, дарующая крылья для ликующего полета, - вот что нужно лирическому герою Владимира Гнеушева. Потому что, признается он: «Я жизнь люблю, - крутой ее разгон!». И словно оправдывается перед единственной, нежно хранимой памятью сердца: «Только разве все, что сердцу любо, сбыться может в девушке одной?..». А «любо сердцу» так много, поскольку «жизнь повсюду нелегкого счастья полна»; и «Какое чудесное слово – дорога!»:

Наверно, счастье не кончается
в кругу привычных нам примет…
  пока волна во мгле качается
и кораблей плывущих свет,
пока над нами солнце кружится
    и, душу гулко веселя,
в прибойной пене, точно в кружевце,
всплывает милая земля.

А на ней, на этой вожделенной для моряка земле, есть та «шестая часть с названьем кратким Русь», которая, как и Сергею Есенину, дорога нашему поэту. Только он говорит об этом по-своему, обращаясь к любимой: «Если б не понимал я великого чувства – России, разве чувство к тебе научился бы я понимать?»

Поэт полемизирует с воображаемым оппонентом, приверженцем размеренного, бескрылого существования:

Летят снега
над гонными лугами,
дожди по тротуарам бьют в ночи.
Ведите жизнь
на солнечное пламя, а не к дрожащей
капельке свечи.

Владимира Гнеушева неудержимо влекут к себе люди труда, которые, как и он сам, много испытав в жизни, «сами честны и чисты, верят в товарищей, честность и молодость, чистые, словно цветы». Это о них его серия документально-художественных повестей. «Мой Домбай» - о жизни гор и альпинистов, «Звезда Аксаута» - о ставропольских геологах, «Кизиловая Балка» - о табунщиках высокогорных пастбищ. Цикл очерков под общим заголовком «Вечером, во время дождя» рассказывает о жителях Лабинского ущелья, лесниках и охотниках, талантливых выдумщиках, об их самоотверженной дружбе. Герои книги «Хозяева медной горы» - изыскатели, те, кто строил Урупский медный горно-обогатительный комбинат, одно из крупнейших промышленных предприятий Карачаево-Черкесии.

Случай (по принципу «на ловца и зверь бежит») свел писателя с бывшим агентом гитлеровского разведцентра «Абвер» Александром Козловым – так родилась повесть «Хранить вечно».

В ряду изданных писателем книг особое место занимают две, созданные им совместно с журналистом А. Попутько – «Тайна Марухского ледника» и «Дыхание лавин» - две части единого целого, представлявшего собой документально-художественное повествование о защитниках Главного Кавказского хребта в годы Великой Отечественной войны. Эти произведения с не-обычайной силой убедительности увековечили подвиг советских солдат в невероятно трудных условиях сражений в горах с их снежными лавинами, камнепадами, сокрушительными бурями и грозами, коварными пропастями и неприступными оледенелыми скалами. Эти книги, много раз переиздававшиеся, породили мощное патриотическое движение по увековечению памяти героев былых сражений на Кавказе.

Писатель постоянно прислушивается к пульсу времени, чутко улавливает движение в общественном сознании. Так, им было безошибочно понято стремление соотечественников в новых социальных условиях переосмыслить свою историю. Трагические судьбы казачьих родов в начале прошлого

века видятся ему как «мачты затонувших кораблей». Книга «Полынная слава» - документально правдивое и художественно воплощенное повествование из истории ставропольского казачества.

Одна из поэтических книг Владимира Гнеушева носит название «Дорога на перевал». Такой дорогой стала, по сути, вся жизнь поэта, прожитая как непрестанное восхождение. И что же дальше, за новым перевалом? Поэт пишет, словно бы сам себе отвечая на этот вопрос:

Работать, понимая кое-что.
С утра в реке сверкающей купаться.
И верить, что тебе еще не сто,
хотя уже, конечно, и не двадцать.

Жизнь продолжается. И верится, никогда не потускнеют ее краски для человека с очарованным сердцем.