Третий тост в день рождения

Части соединения дислоцировались под Кундузом и Кишимом. Крупных боестолкновений поначалу не было: нищие дехкане радовались каждому мешку муки, каждой банке тушенки, которыми делились с ними «шурави». Наши солдаты помогали местным жителям бурить артезианские скважины, убирать скудный урожай, защищали от набегов кочующих банд.

Лишь позже, когда командование ограниченного контингента приступило к масштабному использованию против боевиков бомбардировочной авиации, полностью стиравшей с лица земли кишлаки, когда Запад начал щедро снабжать непримиримых новейшими образцами оружия, включая переносные зенитно-ракетные комплексы «Стингер», обстановка резко обострилась.

В середине апреля местные информаторы сообщили, что километрах в пятнадцати от Кишима сосредоточивается крупная банда «духов». Она могла блокировать единственную дорогу на Файзабад. Поэтому на опасный участок спешно выдвинулись две роты наших мотострелков и рота из состава регулярных афганских войск. Огневую поддержку рейда обеспечивала минометная батарея Лычкина.

Апрельский день «за речкой» нельзя сравнивать с нашей весной. Жара неимоверная. Едкая пыль. Прибавьте к этому едва проходимые горные тропы, каменистые осыпи. И полную выкладку: оружие, амуницию, патроны… А подчиненным Лычкина, помимо всего прочего, приходилось тащить на горбу тяжеленные опорные плиты и «самоварные трубы» 82-миллиметровых минометов, немалый запас мин.

С задачей справились. Внезапным огнем банда была частично уничтожена и рассеяна. Удалось захватить немалое количество трофеев. Даже минометчики тащили на себе добавочный груз – карабины, пулеметы, раритетные револьверы и маузеры. Шагали, не подозревая, какая беда ожидает их на обратном пути…

В горах смеркается рано. Вот и в тот день к восемнадцати часам склоны ущелья практически скрылись во мгле. Высланная вперед разведка противника не обнаружила. Но когда на тропу вышла основная колонна, с высот ударили гранатометы и пулеметы, застрекотали автоматы.

Фактор внезапности в бою нередко имеет решающее значение. Мотострелки не паниковали, но на несколько минут были потеряны. Ответный огонь был вначале недружным, неприцельным. Затем офицеры сумели восстановить управление. Батарейцы Лычкина установили минометы, и на склонах поднялись кусты разрывов. Александр умело корректировал огонь. Вот прямым попаданием сброшен со скалы пулеметный расчет «духов», вот с криками разбежалась группа бандитов, гнездившаяся за громадным валуном…

Потом яркая вспышка, и сознание померкло: комбат получил сразу три осколочных ранения. Александр уже не слышал рева двигателей вертолетов, которые подоспели на выручку пехоте. Не видел залпов реактивных снарядов, крушащих склоны ущелья. Уже в госпитале узнал, что в том бою погибли двадцать пять наших солдат и офицеров. Двое – из его батареи. Несколько десятков получили ранения. А еще от контрразведчиков услышал, будто в той засаде вместе с душманами участвовали и регулярные подразделения пакистанской армии. Слухи это были или достоверные сведения, кто знает…

В начале афганской кампании больных и раненых стремились побыстрее заменить, отправить в Союз. Вот и Лычкин, получив за тот бой орден Красной Звезды, вернулся в Прикарпатье, не прослужив в составе ограниченного контингента и года. Тогда он и предположить не мог, что та бесславная война завершится тоже в его день рождения, 15 февраля.

Из Прикарпатья потомственного артиллериста направили в Заполярье. Потом, после распада Союза, Александр Лычкин служил в составе российских войск в Закавказье. Оттуда и уволился в запас в звании подполковника. Благо, квартира (хоть и плохонькая) в Изобильном уже была.

Немало поездил, немало повидал. Но Афганистан остается в его биографии особой страницей. Нередко, случается, раны ноют. И мысли приходят. Навязчивые, невеселые. Зачем мы полезли в эту страну? Англичане десятки лет ее покорить пытались. Не вышло. Мы чужого опыта не учли, решили силой вытащить людей из эпохи Средневековья в «светлое будущее». Ценой крови. Ценой тысяч жизней.

- Народ победить невозможно, - повторяет Лычкин старую истину. – Мой отец в тяжелейшей Сталинградской битве с первого до последнего дня участвовал. Трудности были неимоверные. Но все было ясно: здесь свои, там – враг. А «за речкой» бывало, мальчишка у тебя конфетку или булку хлеба клянчит, а в следующую минуту гранату в палатку бросит. Выходит, в каждого пацана надо было стрелять?

Александр Иванович перебирает пожелтевшие любительские фотографии: «Володька. Командир огневого взвода. Погиб под Файзабадом. А это Юра, замечательный был сержант. Калекой остался…»

Невеселый получается у подполковника день рождения. С обязательным третьим тостом. Стоя. Молча. Не чокаясь.