Шуршунчик

У водителя маршрутки Дмитрия Лукьяновича Лисичкина день, как говорят, не заладился. Но что бы ни случилось, Лисичкин никогда не позволял себе грубить людям и как обычно встречал городских пассажиров улыбками до тех пор, пока к нему не подсела миловидная дама средних лет. Это была директор городской филармонии Татьяна Дорофеевна Чайкина. Лицо ее имело боевую раскраску индейцев на тропе войны, на голове курчавилась стрижка типа «Олимпия». В руках она крепко держала два целлофановых пакета с луком и овощами, которые постоянно шуршали.

– Шур-шур-шур-шур-шур! Шур-шур-шур!

– Мама, смотри, у тети шуршунчик, – ликовал малыш, сидящий на переднем сиденье, и тыкал в Чайкину пальчиком.

– Шур-шур-шур!

– Мама! Я тоже хочу шуршунчика! Мама! Мама! Купи! Купи! Шуршунчик! Шуршунчик!

– Шур-шур-шур-шур-шур!

Спустя десять минут Лисичкину уже казалось, что кто-то шелестит у него в голове. Он, стиснув зубы, оглянулся назад и посмотрел так, как оборачиваются лошади на седока, желая поймать взгляд Чайкиной, но он был легок и неуловим. Еще через две минуты ему показалось, что в его голове начала работу трансформаторная подстанция, которая гудит, дребезжит на кочках и даже искрится. Дальше молчать было нельзя, и он взмолился:

– Пожалуйста! Нельзя ли потише?!

– Это вы мне? Шур-шур-шур! – поинтересовалась Чайкина.

– Да, вам! У меня голова болит.

– Вам, наверное, показалось? Я всю дорогу молчу. Шур-шур-шур!

– Женщина, пожалуйста, прекратите!

– Что прекратить? Шур-шур-шур!

– Шуршать!

– А я не шуршу! Шур-шур-шур!

– Я знаю. Это шуршит ваш кулек.

– Ну что я могу поделать? На то он и кулек, чтобы шуршать.

– А вы не ерзайте. Не крутитесь – и он не будет шуршать.

– Хорошо! Я больше не буду!

Минуту спустя снова послышались до боли знакомые звуки.

– Шур-шур-шур! Шур-шур-шур!

Лисичкин сжал зубы и скрипнул ими так, что звук слышали даже прохожие. Скрип раздавался протяжный и мелодичный и напоминал пищание пенопласта, скользящего по стеклу.

– Простите меня. Я забыла, – искренне покаялась Чайкина, но следом раздалось опять – шур-шур-шур! Это не я! Это молодой человек в очках. Он его ногою задел.

– Умоляю, не надо!

– А я что?! Я ничего! Я уже давно молчу. Шур-шур-шур!

– Ради всего святого, прекратите!

– Я нечаянно. Вы повернули резко, меня занесло. Шур-шур-шур!

– Родненькая! Миленькая моя! На колени встану! Не надо!

– У меня рука чешется. Шур-шур-шур!

– Давайте я ее почешу.

– Уже все. Только чего вы так нервничаете? Вы бы лучше за дорогой следили. И перестаньте курить в салоне. Вы уже третью при мне закуриваете. Шур-шур-шур!

– Брошу! Богом клянусь! Только перестаньте шуршать!

– Что вы так кричите?! Я деньги готовлю! У меня кошелек там! Шур-шур-шур!

– Нет! Только не это! Умоляю!

– Шур-шур-шур! Извините. Я вспомнила. Я его в другой кулек положила.

– Заткнитесь! Немедленно!

– Вы все свидетели! Люди добрые, я всю дорогу молчу, а он на меня голос повышает! Шур-шур-шур!

– Глохни!

– Ах так?! Тогда я буду назло шуршать! Шур-шур-шур! Вы слышите, я шуршу?! Шур-шур-шур! Шур-шур-шур-шур-шур!

– Убью! – крикнул Лисичкин, выскочил с монтировкой из салона и погнал даму с пакетами по аллее в сторону парка, по дороге напугав до смерти двух охранников банка, сбив с ног участкового милиционера и разгромив лоток с мороженым. В парке загнал ее сначала в комнату смеха, потом на колесо обозрения, потом на американские горки, потом в пруд с лебедями. К вечеру его удалось усыпить из ружья особыми капсулами и направить на принудительное лечение. Через неделю он потихоньку начал приходить в себя, даже стал улыбаться. Его палата находилась на первом этаже и выходила окнами на цветущую клумбу с ромашками. За день было много посетителей. Друзья, родственники и сотрудники с бывшей работы несли ему конфеты, фрукты, его любимые бутерброды с красной рыбой. Заслышит Лисичкин шаги и сразу к решетке, а там стоит кто-нибудь, душу радует. Собрались было выписывать, да пришла та самая Чайкина и к нему без предупреждения.

– Шур-шур-шур! Шур-шур-шур! А я вам тут гостинчики принесла. Вы на меня не сердитесь?! Шур-шур-шур!