«Президент прочитает и поможет»

- Видели бы вы, как радовался внук, когда впервые узнал, что будет прямая линия, - скажет мне потом Мария Яковлевна при встрече (она состоялась в Шведино). - Прибежал из школы: «Бабушка, я тоже позвоню! Скажу, что мы беженцы из Чечни, и чтобы нам дали комнату. Вот тогда мы будем жить с мамой вместе». Он и потом еще звонил - из Ростова. Но, похоже, напрасно. И внучка два письма отправила. И я - тоже...

- Плохо, что письма не попадают к президенту, - считает Иван Анисимович, супруг М. Богдановой. - Если бы он лично прочел, я уверен, результат был бы положительный. Ну неужели в таком большом городе, как Ростов, не найдется возможности как-то обустроить одну семью?

А о чем, собственно, речь? Богдановы - вынужденные переселенцы еще с 1992 года. Прошлое вспоминают как кошмарный сон. Чеченцы вызвали Ивана Анисимовича (он служил в МВД республики) и предложили уехать «по-хорошему» - в течение суток. Собираться пришлось за одну ночь. Много ли возьмешь с собой, да еще в такой спешке! Квартиру, естественно, пришлось оставить.

Хорошо, родственники есть в Ставропольском крае. Богдановы жили у них - в Орловке Кировского района, затем в Кугульте, Светлограде. У некоторых - только чтобы перезимовать, у других - даже пристройку к дому сделали. Но все равно из-за тесноты, неудобств вынуждены были держать путь дальше. И в конце концов обосновались в Шведино, где купили в рассрочку домик и привели его в мало-мальски божеский вид. Так и живут здесь по сей день.

А несколькими годами позже вынуждена была бежать из Грозного - от войны, бомбежек, обстрелов - и дочь Светлана с зятем Олегом и двумя детьми-школьниками.

- Их тоже буквально выдворили, - рассказывает Мария Яковлевна. - Когда они приехали к нам, мы их сразу даже не узнали: так изменились.

Какое-то время побыли в Орловке, а потом подались в Ростов-на-Дону - поближе к родственникам Олега. И начались мытарства по частным квартирам и чужим углам. Работы для Олега не было, перебивался шабашками. Денег не хватало. Приходилось жилье подбирать подешевле. Но и это не так-то просто. «С детьми?» - уточняли хозяева. - Нет, таких квартирантов нам не надо».

Жили и у родственников: взяла их к себе бабушка Олега. И вот представьте: этих четверо, и она пятая. И все - на девяти квадратных метрах жилой площади. Что это за жизнь? Дети то и дело идут после школы к маме в кафе на вокзал, где она устроилась на работу. Тут и уроки делали.

И вот Богдановы получают телеграмму от внуков: «Дедушка, забери нас!» Так ребята вскоре оказались в Шведино. Тут их и прописали, и в школу определили. Их родители не стали переезжать: в селе работы вообще нет. И нет средств купить жилье.

Как-то получают дети письмо от матери: «Папа на 28-е число купил билет. 29-го будет у вас». Обрадовались. Только проводила их бабушка в школу - приходит телеграфист. С телеграммой: «Выезжайте. Олег умер, похороны 29-го». Неустроенность в жизни не прибавила здоровья: с Олегом случился сердечный приступ.

- И осталась Света без мужа, без квартиры, - Мария Яковлевна, рассказывая эту историю, чуть ли не вскрикивает, причитая.

Впрочем, теперь Светлана уже не одна в Ростове, а с сыном, который, закончив в Шведино одиннадцатилетку, поступил в Ростовский автодорожный колледж.

Бабушка довольна и внучкой, которая живет у них, заканчивая в этом учебном году школу, и «ростовским» внуком: учатся на «4» и «5». Он староста в группе, занимается спортом и очень помогает матери: в выходной день спешит на стройку, чтоб подзаработать рублей 200-300. Да еще на рынке имеет кое-какую работу.

- Но все равно живется им очень и очень трудно, - вздыхает М. Богданова. - Света получает четыре с половиной тысячи рублей. Три с половиной из них отдай за квартиру. И мы, конечно, с дедушкой помогаем, и ростовские родственники. Вот если бы была у них, я уж не говорю, своя квартира, но хотя бы одна комната в общежитии! Тем более что внучка тоже планирует продолжить учебу в Ростове. Как они будут там? Душа у меня болит. Хорошо, если бы жили все вместе, а не так, как сейчас, - порознь. Потому-то мы и обращаемся к президенту, просим хотя бы одну комнату.

До чего же все-таки наив-но-трогательным (я бы так сказал) бывает наш народ! И дело не только в этой детской уверенности, унаследованной нами, уж не знаю, с каких времен: «Президент прочитает нашу жалобу и примет меры». Вот еще одна характерная деталь:

- Почему мы внука не выписываем, если он уже учится и живет в Ростове? - переспрашивает Иван Анисимович. - А вот представьте: тут мы его выпишем, а там вдруг не пропишут. Что тогда могут ему сказать? Дескать, хочешь от армии увильнуть?

Государству, кажется, дела нет до того, как живут его граждане. А граждане-то тем не менее остаются еще и совестливыми, и законопослушными. «Что могут сказать»... Впрочем, И. Богданов тоже, кажется, понимает нелепость этой ситуации:

- Пока учится, у него отсрочка от армии, ну а потом, конечно, в любом случае его найдут и призовут. А спросили бы у него сейчас: «Как живешь, будущий воин, какие у тебя проблемы?»

Я бы не стал называть полученные Богдановыми ответы отписками. Нравится нам это или не нравится, но тут действует обычный бюрократический механизм. В администрации президента РФ есть управление по работе с обращениями граждан, оно как раз регулирует и контролирует весь этот процесс. И таких случаев не обнаруживается (судя по читательской почте), чтобы какое-то письмо не осталось без внимания. Лично же президенту знакомиться с каждым из них, конечно же, нет возможности: для этого в его штате - соответствующие советники и специалисты. Да и разве президент не в курсе всех основных проблем, в том числе и на региональном уровне?

В числе ответов, полученных Марией Яковлевной из «серьезных» инстанций, я видел и сообщение из департамента письменных обращений граждан администрации президента РФ о том, что ее жалоба направлена для рассмотрения в администрацию Ростовской области для ответа ей по существу вопроса; и ответ из этой же областной администрации о том, что ее вопрос будет - по принадлежности! - рассмотрен администрацией города Ростова-на-Дону, откуда ей сообщат о результатах. Они, правда, еще не известны. Будут ли положительными? Лично у меня на этот счет большие сомнения. И вот почему.

В ответе Ирине Мещеряковой (внучке Марии Яковлевны) из управления по делам миграции ГУВД уже нашего, Ставропольского края (здесь ее обращение к президенту РФ рассматривалось по поручению аппарата правительства СК) говорится: «В соответствии с положением «О жилищном обустройстве вынужденных переселенцев РФ», утвержденным правительством РФ, управление по делам миграции ГУВД СК занимается жилищным обустройством за счет федерального бюджета только граждан, признанных в установленном порядке вынужденными переселенцами, имеющих статус «вынужденных переселенцев». Федеральным законом «О вынужденных переселенцах» установлен срок для обращения с ходатайством для признания вынужденными переселенцами - 12 месяцев со дня прибытия с прежнего места жительства. По данным управления по делам миграции ГУВД СК, ваша семья статуса вынужденных переселенцев не имеет. С пониманием относимся к вашей проблеме, но, к сожалению, нет возможности предоставить вам жилье, приобретенное за счет средств федерального бюджета. Вопрос вашего обустройства может быть решен только через органы местного самоуправления».

Этот ответ был получен в 2004 году. Боюсь, что ростовские власти его просто продублируют, потому что «нет статуса» - это серьезно. А почему нет? Семья вовремя об этом не позаботилась. Потом время было упущено.

- «Вашу дочь с семьей никто, дескать, не приглашал к нам и не заставлял выбирать здесь место жительства», - М. Богданова, вольно цитируя один из «ростовских» ответов, делает акцент на его подтексте. - Оказался бы этот чиновник в то время в Грозном, так не рассуждал бы. Что там творилось! Зря что ли мы оставили трехкомнатную квартиру? Правда, мы хоть государственную, а дочка - вообще трехкомнатную приватизированную. И ей теперь - ничего? Потому что нет документов? А как их можно было получить в той неразберихе?

- Дачу тоже пришлось бросить, - возмущается женщина. - Да еще вдобавок нас обворовали, когда мы грузились. Не только документы утащили, но и семейные реликвии, и даже награды моего первого мужа-фронтовика, прошедшего всю войну. В Чечне он остался на веки вечные. Да неужели же мы не заслужили ничего после всех этих бед и несчастий?

Столько боли в словах собеседницы:

- В Чечне дома строят, деньги выдают, различную помощь оказывают. А там еще и недовольные: мало! А каково нам пришлось. И приходится!

Трудно не согласиться с этим мнением. Сейчас уже и политики признают наметившийся перекос в стремлении улучшить обстановку на Северном Кавказе: параллельно с восстановлением нормальной жизни в Чечне должно более целенаправленно идти и обустройство покинувших Чечню. На недавнем заседании комиссии Госдумы РФ при обсуждении положения вынужденных переселенцев неслучайно рассматривался вопрос о том, что размер компенсационных выплат за утраченное жилье и имущество граждан, покинувших Чечню, по возможности должен быть приведен в соответствие с аналогичными выплатами гражданам, оставшимся в Чечне. А по-хорошему, конечно, компенсационные выплаты должны учитывать фактические потери, а не быть лишь скромным стартовым минимумом.

По числу мигрантов Россия находится уже на втором месте в мире, но при нашей бедности эти люди становятся чуть ли не изгоями в стране, если только они не приехали «налегке» - всего-навсего с одним чемоданчиком, набитым деньгами. Если учесть, что только в нашем Южном федеральном округе проживает около 60 тысяч вынужденных переселенцев, где, в общем-то, и без того плотность населения довольно высокая, то ясно, что их пребывание здесь создает социальную напряженность. Но, право же, станем на их место - мысли по-другому заработают!

По какой бы причине Светлана - дочь автора письма в «СП» - ни получила очень важный для нее статус, от этого она не перестала быть гражданкой России. И даже если в данном случае речь идет о ее элементарной бедности и обычных жизненных проблемах, то все равно ведь очевидно: не доведись ей покинуть Чечню - ей не пришлось бы сейчас бедствовать, а старикам из Шведино - тормошить власти.