Офицер

Наш герой ни на какие титулы, кроме им (лично) заслуженных, претендовать не собирается. И биографию не приукрашивает.

Родился Анатолий Баранов первого января 1937 года. Так получилось, что мать его, полуграмотная казачка, то ли поленилась вовремя метрики выписать, то ли по другой какой причине записала мальца рожденным в сорок первом (взамен умершего брата?). Причины? Поди, спроси теперь. Он еще удивлялся, что в начальной школе был на голову выше сверстников. Оказалось, не только вследствие богатырского телосложения.

В отца пошел. Василий – кавалерист прославленной 25-й Чапаевской дивизии – после Гражданской осел в Дагестане, в мест-ном ЧК. Боролся с бандформированиями. Затем сам угодил в чекистские же жернова: били-допрашивали, мол, рассказывай, как потакал врагам народа. В ответ матерился, но ни в чем не признался. Потому, видимо, и не расстреляли. Выпустили в аккурат перед началом войны. Кривобокого (ребра поломаны), криворукого, но живого.

Домой добирался вместе с Василием Кожановым, тоже бывшим сотрудником ЧК, которому во время пыток выбили глаз. Вот вдвоем они гитлеровцам и попались. Тут же нашлись «доброжелатели»: рассказали о чекистском прошлом обоих. Суд был скорый: расстрелять!

Привести приговор в исполнение немцы поручили солдатам румынского подразделения. А тем, видимо, не захотелось лишний раз мараться в крови: дали нестройный залп в воздух и показали - дуйте, мол, домой.

А дома, когда через два-три месяца прогнали оккупантов, новый суд: почти как в той песне - «Почему ж ты, сволочь, вместе с танком не сгорел?».

Вновь по счастливой случайности Василия не расстреляли, отправили во второй эшелон действующей армии. Но и там, в конце Великой Отечественной, Василий получил тяжелое ранение и пришел домой с немецкой пулей в груди.

А дома – шестеро по лавкам (седьмой-то умер). И на прокорм им надо ох как немало. В семью отец заявился в сорок шестом – больной, исхудавший, весь в чирьях… Жена – Анна Николаевна – несколько месяцев его выхаживала (она на десять лет моложе была). Выходила. То ли на свое счастье, то ли на беду: запил Василий горькую, как водилось в то время за многим числом фронтовиков. Бывший чекист Баранов выше вулканизаторщика подняться не смог.

Жена не вынесла непосильной ноши – ушла Анна, не дожив до пятидесяти. Пришлось Анатолию и за больным отцом приглядывать, и ребятишек поднимать. Учился и одновременно работал. Как жили в послевоенные годы, лучше бы не вспоминать. Поселок Темижбекский, где к тому времени обосновалась семья, бедовал так же, как и вся страна. Холодно, голодно, надеть зачастую нечего. Но ведь выжили.

Закончив девять классов, Анатолий пошел в железнодорожное училище. Поработал полгода. Не понравилось. Вернулся в колхоз. Курсы трактористов. Пахал, сеял. Молотобойцем работал. Когда отец окончательно слег, вулканизаторщиком одно время был. И все эти годы возглавлял местную комсомольскую организацию. Дело почетное и ответственное.

В двадцать семь лет его призвали в армию. Впервые уехал так далеко от дома: аж в Казахстан – на Семипалатинский ядерный полигон. Правда, к испытаниям атомного оружия отношения не имел. Служил в отдельном батальоне спецназа, охранявшем один из главных секретных объектов страны.

Летом жара за пятьдесят, зимой морозы под сорок. Изматывающие физические нагрузки, бесчисленные марш-броски. Уже через месяц Баранова зауважали и командиры, и «старики»: во время трехкилометровых кроссов он на пару сотен метров опережал большинство сослуживцев. За что и получил прозвище Лось.

- Вот что значит в футбол с самого раннего детства играть, - говорит Анатолий Васильевич. – Нынешние мальчишки все больше у компьютеров да телевизоров время проводят. Откуда выносливости взяться?

В армии приметили не только хорошую физическую подготовку, но и организаторские способности молодежного вожака. Молодого коммуниста из спецназа взяли в политотдел соединения на должность инструктора по комсомолу. Увольнялся – вся грудь в знаках воинской доблести. На плечах – погоны старшины.

В колхозе такие парни были нужны. Глядишь, и возглавил бы Баранов со временем партком или все хозяйство, но судьба распорядилась по-другому. Встретил его как-то офицер - фронтовик Павленко, хорошо знавший отца. Разговорились.

- Толя, ты девок своих на ноги поднял?

- Да, сестренки уже самостоятельные.

- Пойдешь к нам в военкомат служить?

Согласился. Год был старшиной. Потом экстерном закончил Орджоникидзевское общевойсковое командное училище, лейтенанта получил. Тут вспомнили, что он со спецназа начинал. Ведавший распределением генерал совсем было уговорил Баранова в разведку податься. Но тут якорь у него на руке заметил (бредил мальчишка флотом): «Э, нет – с наколками нам кадры не нужны…». Пришлось возвращаться на Ставрополье.

Непростое это дело в тридцать с лишним лет офицерскую карьеру начинать. Да он, собственно, о карьере поначалу и не думал, чай, не голубых кровей. Служил в Курсавке, в Пятигорске возглавлял самое сложное второе отделение, занимающееся призывом. Видавших виды «военкоматчиков» удивляло, как легко он находит общий язык с призывниками, с прибывшими в отпуск или уволившимися в запас бойцами. Не будешь же каждому объяснять, что сам три года солдатскую лямку тянул. Да и работа в комсомоле – школа, каких поискать.

Все было хорошо, но годы шли, а офицерской выслуги Баранову катастрофически не хватало. Мудрые кадровики догадались отправить офицера на Восток. Он тоже с полным правом может сейчас спеть: «Я помню тот Ванинский порт…». Только с другим подтекстом. Льготная выслуга даром не давалась. Ни в Ванино, ни в Совгавани. В лютую стужу не раз вспоминал мягкие зимы Ставрополья…

А потом снова был родной край. Служил заместителем, а затем и военным комиссаром Шпаковского райвоенкомата. Оттуда и в запас уволился.

- Комбайнеру, наверное, проще подводить итоги жизненного пути, - говорит подполковник А. Баранов, - сплюсовал скошенные гектары, обмолоченные тонны хлеба, прикинул, сколько людей накормил. А нам какой мерой годы службы определять?

Думаю, самой высокой мерой. Скольких подростков направил военком на службу Отечеству? Тысячи! Были среди них и трудные. А в большинстве своем, пройдя школу мужества, вернулись домой достойными людьми. Сколько ребят ушли с его благословения в военные училища? Сотни! Многие уже генералами стали, большими военачальниками, героями, гордостью страны…

- А дети по стопам отца не пошли? – интересуюсь у Анатолия Васильевича.

- Служить служили, а офицерскую стезю не выбрали.

И тут узнаю детали, полностью раскрывающие, на мой взгляд, характер Баранова. Его младший сын Ромка учился тогда в одном из престижных вузов Ленинграда. У парня обнаружились феноменальные способности к языкам. Он, например, не хуже профессионального экскурсовода мог провести иностранцев (немцев или англичан) по историческим местам Питера. Когда отец приехал в гости, чадо заикнулось, что неплохо бы «белый билет» выхлопотать: «Ты же, бать, военком…».

В тот же день подполковник пошел к коллеге. Представился. Тот настороженно смотрит: небось, посетитель кого-то от армии отмазать хочет. Баранов его ошарашил: «Выпиши сынуле повестку. Сам доставлю…».

Баранов-младший носил солдатские погоны положенный срок. Теперь возглавляет службу безопасности солидной германско-норвежской фирмы. Анатолий Васильевич убежден: без армейской закалки Роман вряд ли справился бы с этими обязанностями…

Сейчас бывший военком Баранов живет в Михайловске, в переулке Михайловском, в доме с тремя березками под окном. В девяносто четвертом у него случился инфаркт. Почти заново пришлось учиться ходить и говорить. Увлекся поэзией. Издал три сборника стихов. На подходе четвертый. Кому-то его строки могут показаться наивными.

Меня поэзия спасла,

Она же душу подлечила.

Ведь не врачи – она смогла,

Как жить мне дальше, научила…

К нему часто заходят работники райвоенкомата. Посоветоваться, поговорить о делах насущных. Жизнь – не поэзия. В военном деле Баранов настоящий профессионал.