00:00, 3 мая 2006 года

Человек мира в городе солнца

«Безразличие времени казалось Степанову унизительным и неразумным. «Остановись, мгновенье!» - так и осталось заклинанием поэта. Можно остановить коня или ракету, несущуюся со скоростью звука. Нельзя остановить время».

В этом году замечательному советскому писателю Юлиану Семенову исполнилось бы всего 75. Но, увы, уже почти полтора десятка лет его нет с нами. И, словно весенний снег, тает память о человеке, который взрывал монотонность нашей жизни в годы застоя, который подарил нам жанр политического детектива и умудрялся делать то, что казалось немыслимым для советского человека.

*****

«Я шел через зал, буравил его лицо взглядом... и видел глаза, зелено-голубые, чуть навыкате... и шрам на лице, и громадные руки, лежавшие на коленях... Он поднялся во весь свой громадный рост:

- Скорцени.

- Семенов».

Просторное гулкое фойе, большой пустующий гардероб клуба некогда знаменитого, а ныне полуразрушенного санатория «Пикет». В углу, на топчане, охранник читает книгу.

- Библиотека? Это прямо до упора, затем направо, потом опять прямо и наверх по лестнице.

Без столь подробного инструктажа в огромном безлюдном здании недолго и заплутать. Открываю дверь на втором этаже. Слева, вдоль стен большой комнаты, стеллажи с книгами, впереди – просторный светлый читальный зал, а справа, из кабинета заведующей, навстречу выходит Натэлла Саркисова - маленькая женщина в брюках и яркой кофточке. Волосы с проседью, но глаза молодо смеются:

- Это ж какая зараза вам меня заложила?

*****

«Степанов улыбнулся: «Нет ничего прекраснее доверчивости взрослого человека. Когда во взрослом живет дитя - такому можно верить».

- Как познакомилась с Семеновым? Я тогда работала в курортной библиотеке, сидела в абонементе «на каланче» - на выдаче книг. Смотрю, через весь наш полукруглый зал чешет мужик в клетчатой рубахе. Не красавец: плотный, курносый, вернее, со сломанным носом. Короткая бородка. Подходит ко мне и спрашивает:

- Скажите, пожалуйста, а каталог у вас систематический или алфавитный?

О, думаю, этот дядька знает, что каталоги бывают систематические и алфавитные. А, главное, слово «каталог» он произнес правильно. Все почему-то ставят ударение на предпоследнем слоге.

Подошел он к нашим каталогам, вытащил ящик, взял из него стопку карточек – и снова ко мне:

- А этого автора у вас читают? – и показывает карточки всех книг Юлиана Семенова.

- Нет.

Он опешил:

- Как? Почему?

- Да потому, что половину книжек разворовали. А вторую половину мы не выдаем, чтобы не разворовали.

- И где эти книги стоят?

- Нигде не стоят, мы их по ящикам прячем.

Тут морда у этого здоровенного мужика расцветает, и он говорит:

- Видите ли, я автор этих книг.

Теперь уже у меня челюсть - клац!

*****

«Степанов вообще не хотел пить, но его всегда злило и обижало, когда за границей он видел седых, краснолицых буржуев, делавших то, что им хотелось делать».

Я обмолвился о В. Солоухине, которого Натэлла Сергеевна тоже знала лично. Признался: книги Владимира Алексеевича мне очень нравятся, но после всего, что о нем порассказал Е. Евтушенко, не могу избавиться от неприятного осадка. Библиотекарь вспыхнула:

- А вот я вообще не совмещаю мерзостность с талантом. Как ничтожества осмеливаются говорить о Чайковском, что он «голубой», когда они – и «голубые», и «зеленые», и «серо-буро-малиновые» - уйдут в небытие, а он, оставивший такое музыкальное наследие, будет жить вечно!

Но, что касается Юлиана Семенова, заметила Саркисова, то это тот редкий случай, когда между личностью и творчеством популярного писателя не было никакого разлада.

- Творческие люди всегда очень ревностно относятся друг к другу. Когда мы познакомились, Семенов был на пике славы. Но вот он останавливается у стенда, где выставлены книги с автографами авторов, посетивших нашу библиотеку, и я слышу:

- Вот этот хорош, вот этот молодечек. Ах, сколько же тут интересных людей!

И все это искренне, без какой - либо зависти. Он понимал собственную значимость, но был настолько умен, что стоял не выше и не ниже своей славы, а в стороне. Мол, я такой, как есть...

*****

«Человек присел на корточки и взял в руки горсть песка. Понюхал. У него в последние годы это вошло в привычку: он уверял, что каждый цвет в природе имеет свой запах».

- Как-то утром Семенов «выдернул» меня с работы: «Поехали, нас Гетуев ждет».

В Замке коварства и любви действительно уже были Максим Гетуев – народный поэт Кабардино–Балкарии, удивительно величественный кавказец, Илья Рахлин – художественный руководитель лучшего в стране Ленинградского мюзик-холла, и молчаливый, крепкого сложения мужчина. Гетуев мне подарил книгу своих стихов. Открываю аннотацию, а там написано – председатель Президиума Верховного Совета КБР. Только тогда дошло, что делает в нашей компании молчаливый товарищ.

До позднего вечера мы просидели в ресторане. Но это было не какое-то заурядное застолье, а настоящий день поэзии. Юлиан Семенов читал свои стихи, которые он никогда и нигде не публиковал. Классные стихи. И у Гетуева были сильные стихи. Это был день общения таких интересных людей, что я сидела разинув рот.

*****

«Вокруг - и высоко вверху и далеко-далеко внизу - перемигивались огоньки. По ним я угадывал очертания гор. Мне казалось, что я слышал, как за этими перемигиваниями далеких огоньков в горах пряталась музыка».

- Семенов был жизнелюбив во всех проявлениях. В нем каждая клетка жила. Особенно страстно он любил охоту. Однажды приехал охотиться в Тебердинский заповедник – как знаменитости ему дали такое разрешение. Там вспомнил обо мне и давай названивать. У меня дома телефона не было. Так он поднял пол–Кисловодска: найдите ему Наташу и привезите в Теберду. Я, конечно, не поехала. Но после этого случая люди, которые меня раньше в упор не видели, вдруг стали здороваться.

Его кумиром был другой заядлый охотник – Эрнест Хемингуэй. Юлиан Семенович страшно гордился, что он и внешне похож на великого писателя. Любил рассказывать, как, собирая материал для книги о Хемингуэе, приехал в дом писателя. Его последняя жена Мэри открыла дверь и отшатнулась – ей на мгновение показалось, что это сам Эрнест.

*****

«Степанов, падая на теплую каменистую землю, ясно представил себе, как Ситонг стреляет: когда они попадали в перестрелки, Ситонг бил из автомата, завалив его влево, – от живота, бил мастерски, не целясь».

- Юлиан Семенов был во многих горячих точках, зачастую рядом с теми, кто в окопах. Он мне сам говорил, что журналист Степанов, появляющийся во многих его произведениях, это он, Семенов. Так что сам Семенов был под бомбами в Лаосе и Вьетнаме, сам колесил по Южной Америке, сам сидел с полярниками на Северном и Южном полюсах. Что касается его встречи один на один с приближенным Гитлера Отто Скорцени, то на нее Семенов пошел, не известив спецслужбы. Для него это было очень важно: Юлиан Семенович подозревал, что Борман, один из главарей фашистской Германии, жив, и надеялся через Скорцени выйти на его след. Андрей Стоичек – крупнейший ученый-медик, который писал разделы о медицине в докладах Л. Брежнева, говорил мне, что подобную выходку в Советском Союзе могли простить только одному человеку – Юлиану Семенову. Недаром такой умница, как Е. Примаков, до сих пор восхищается им. Причем не как писателем, а как человеком.

*****

«Шейх уехал, а Степанов и Эд спустились вниз, в зал.

- Как вам понравился шейх? - спросил Степанов.

- Он интересно думает».

После работы Семенов провожал меня домой. Язык у меня острый, ерничать любила. Иной раз начну с придыханием:

- Ну, как же, знаменитый Семенов...

Он тут же осаживал:

- Успокойся, все мы, в сущности, равны. А уж в отношениях между мужчиной и женщиной какие-то ранги вообще неуместны.

Тем не менее, разницу между нами я, конечно, понимала. Он был умнейший человек, глыба. Но удивительное дело: с ним вот так накоротке общаешься – и чувствуешь себя «красивым».

Его интересовало буквально все. Мы с ним оба метисы: он наполовину русский, наполовину еврей, я – наполовину русская, наполовину армянка. Вот как-то гуляем, разговариваем, и вдруг он меня спрашивает:

- А как твои клетки сложились, кем ты себя ощущаешь: русской или армянкой?

- Только русской.

- А я вот космополит. Нет во мне ощущения какой-то национальной принадлежности.

И действительно, по широте взглядов он был человек мира.

*****

«Оглохший и наполовину ослепший Степанов полз по земле, и за ним оставался кровавый след».

- Последний раз Семенов отдыхал в санатории имени Орджоникидзе незадолго до того, как у него случился инсульт. С читателями он не встречался, но библиотекарей очень уважал. Вот девчонки из библиотеки и закрутили меня: поезжай договорись, тебе он не откажет... В санатории сказали – Юлиан Семенов сейчас в бассейне. Смотрим – идет: на шее - дешевое белое вафельное полотенце. В этом весь он. Этот человек всегда стоял над условностями.

- Юлиан Семенович, - говорю, - меня вот прислали заполучить вас.

- Наташа, ты же знаешь, я бы никогда не отказал. Но завтра я улетаю. У меня уже две картины загубили на монтаже. Вот вчера позвонили – надо срочно лететь, чтобы поучаствовать в монтаже нового фильма.

После первого инсульта Семенов уехал из Москвы в Крым. Умирал он долго и мучительно, почти два года…

Николай БЛИЗНЮК, В материале использованы фрагменты из книг Ю. Семенова.