Добро добром прирастает

Завтра отмечается День памяти жертв политических репрессий. Наверное, нет в крае и стране дома, которого не коснулось бы это несчастье. Не стала исключением и моя семья.

Пришла беда с началом коллективизации. Дедушка Павел с бабушкой Анастасией только поженились. Жили они в то время в станице Старощербиновской Краснодарского края. Свадьбу справили простенькую, особо шиковать было не на что: только своим горбом и кормились. Подарили молодым бычка. Стали растить они его - в надежде, что со временем продадут откормленную скотинку, справят себе кой-какую обнову, запасутся продуктами на зиму. Настало время вести быка на рынок. Но однажды утром нагрянули к ним товарищи из районной комендатуры НКВД. «Говорят, бычок у вас хороший имеется, так давайте его в колхоз, он там как раз пригодится», - предложили нежданные гости. «Не отдам скотину, - однозначно заявил дед, – не для того я ее растил, чтобы пропойцы Ванька с Петькой ее в колхозе извели, корм за самогон отдали». Видел дед, что первыми в колхоз пошли те, кому, как говорится, терять было нечего, кто из-за пьянки ничего и не нажил. Естественно, что и там они работали спустя рукава.

Энкавэдэшники ушли, а на следующее утро возле хаты появился «черный ворон». Бычка забрали, а дедушку вывели под руки. «Черный ворон» увез его в неизвестном направлении, а бабушке дали два часа на сборы, разрешив взять с собой только кое-что из одежды. В составе «кулацкой» колонны она попала вначале в Сальский район Ростовской области, а позже – в село Дивное Апанасенковского района.

Только через несколько лет ей суждено было узнать, что Павлуша жив, прошел лагеря в далеком поселке Ис Свердловской области. Но и граждан-ская жизнь «кулачки» на новом месте мало чем отличалась от тюремной. Раскулаченных по приезду распределяли по низеньким, покосившимся землянкам, где ветер гулял по всем углам. Селили в них по пять-шесть семей.

Апанасенковский район в годы коллективизации превратился в «особо специальный». Он строго контролировался районной комендатурой НКВД, напоминал принудительный трудовой лагерь.

Все село было разбито на участки, на каждом имелся свой десятник от НКВД. Он следил за дисциплиной, охраняя советскую власть от «кулацких элементов».

- Бывало, стукнет десятник в окно, а сердце так и обомрет, не сболтнула ли кому чего лишнего, - вспоминала бабушка Настя. - Жили в постоянном страхе. За невыход на работу – 10 суток ареста, за невыполнение дневной нормы на два-три дня сажали на «черный котел»: на сутки давали десять граммов пшена и капельку масла.

Особо боялись в Дивном десятника Алехина. Со всеми он очень сурово обходился. Женщин, не вышедших на работу в колхоз, связывал и насильно доставлял на полевой стан – не важно, больны они были или здоровы... Но однажды и сам Алехин чем-то не угодил своему начальству, отправили его в тюрьму в Ставрополь. То ли случайно, то ли нет, оказался он в одной камере с теми, над кем раньше сам измывался. Там он и умер: сказывали, забили его ложками. В народе тогда еще говорили: «Собаке – собачья смерть».

«Все возвращается на круги своя: доброе – добром, злое - злом» - частенько говаривала бабушка. Конечно, больней всего ей тогда было слышать порой: «Кулачьё, поразводилось вас столько, стрелять всех надо!» Но зато как тепло становилось на сердце, как ликовала душа, когда встречала людей хороших, делившихся с ней и ее малолетней дочкой Дусенькой последним куском хлеба и поддерживавших словом, а это многого стоит.

Чуточку легче стало жить, когда из лагерей вернулся дедушка. На него было страшно смотреть: кожа да кости. Спасла простокваша, которая поставила его на ноги, но все же не избавила от болезни, заработанной в трудовых лагерях.

Надо было как-то содержать семью. Но кто мог взять на работу человека с клеймом врага народа!.. И все-таки нашлись добрые люди. Председатель одной из сельхозартелей на свой страх и риск принял опального работника, определив водовозом.

Вот и пришлось по нескольку раз на день поднимать на повозку, запряженную волами, тяжеленную бочку с водой. Не мудрено, что здоровье его, и без того растраченное в лагерях, подкосилось.

Но только не душа, которая оставалась такой же светлой и открытой для всех, - утверждала бабушка. Когда я родилась, дедушки Павла уже не было. Зато и поныне живы в памяти его любимые истины, которые он открывал для себя даже, казалось бы, в безвыходных ситуациях, а вместе с ними жива его вера в людей и доброту. На ней воспитывались и мои родители, а потом воспитывали меня, с самого раннего детства убеждая, что мир не без добрых людей.

Другая моя бабушка по маминой линии, Шура, тоже хлебнула на своем веку немало горя, росла сиротой, с ранних лет пошла в колхоз, выполняла мужскую работу: была и трактористом, и сакманщиком, делала, в общем, все, что требовалось. И при этом ни разу я не услышала от нее ни единого слова обиды или недовольства на судьбу. «Главное – чтобы люди хорошие встречались, тогда и жизнь будет легче», не раз повторяла она.

Вспомнить все эти истории заставил недавний случай – простенький и ничем не примечательный, но для меня особенный. Утром я ехала в маршрутном такси. Надумала выходить. У водителя, как на грех, не оказалось сдачи со ста рублей. Стал он возмущаться: мол, маршрутка – не банк, надо заранее деньги менять. «Мужчина, вот возьмите деньги, я заплачу за девушку», - вдруг неожиданно протянула мелочь водителю сидевшая со мной женщина. Признаюсь, я несколько опешила. Стала было спрашивать у нее телефон, где работает, чтобы вернуть деньги. В ответ же услышала от незнакомки до боли знакомую фразу – «За другого при случае заплатите: доброе, оно всегда добром возвращается»…