Как бы русский язык, как бы жизнь...

Совершенно иную роль выполняет выражение «как бы». За ним стоит определенная картина мира. «Как бы» говорит поколение, выросшее в восьмидесятых годах и не реализовавшее себя в девяностых. Именно этому человеческому типу противостоит поколение, выросшее в шестидесятых, реализовавшее себя в семидесятых и ставшее носителем весьма авторитетного выражения «на самом деле». Оно звучало в устах физиков, геологов, известных и интересных людей. Но... Подавляющее большинство носителей русского языка променяло уверенное «на самом деле» на манипуляционное «как бы», речевая стратегия которого всегда выявляет неуверенность и неопределенность, будь вы миллионером, бомжом или премьером - неважно. Можно сказать: «Я как бы не живу», или «Я как бы существую», и вас охотно поймут, покивают головой и скажут в ответ: «Я как бы тоже». Язык - зеркало нашего сознания...

Но вот что в этой истории с речевыми вирусами интересно. На телеэкране в самых разных программах довольно часто мелькают эпизоды из тюремной жизни. То конкурсы красоты, то бунты и побеги, то пространные интервью. И, о чудо! В речах нередко косноязычных заключенных не услышишь нашего свободного «как бы». Что же за этим стоит? Другой опыт существования. Там у них, в тюрьме, не как бы жизнь, а жизнь, не как бы за решеткой, а за решеткой. Не как бы плохая или хорошая, а такая, какая только и может быть в тюрьме.

Не менее выразительна еще одна пара языковых символов современной России: «крутой» и «короче». Тут можно обнаружить и характеристику времени, и его философию, и даже языковой прогноз. Оба эти понятия внутренне взаимосвязаны, как и разные другие признаки новой жизни. На первый взгляд «крутой» видится нам жизнеспособным типом, знающим цену себе и времени, которое, разумеется, деньги. Но, если вдуматься, характеристика «крутой» грешит расплывчатостью оценки, что говорит о неуверенности оценщика. Крутой, он какой - плохой или хороший? Неизвестно. Наделяя человека качеством крутизны, мы демонстративно выводим его из шкалы ценностей, заодно выходим из нее и сами, компенсируя внутренний дискомфорт приобщением к стану современников.

Выражение «короче» демонстрирует невладение языком. Возбужденно размахивая руками, собеседник требует: «Короче!» в слепой надежде, что перед ним окажется еще один, которому сказать уже нечего. Если сравнить речь неграмотного крестьянина времен Толстого с речью современного горожанина, налицо будет утрата языка. Или взять народную песню и то, что поет сегодня, допустим, Розенбаум... В народной песне нет ляпов и ошибок. Все точно, образно, без ложного пафоса и кокетства. Мы же не только говорим короче, но и чувствуем уже короче, и этот процесс отражает некое усыхание, скукоживание самого ядра нации - ее языка.

По телевидению мы часто слышим какие-то монологи. Люди улицы, официальные лица пытаются с нами говорить, и что же? Плохо владея разговорной речью, они, чтобы выглядеть «культурнее», начинают изъясняться письменным языком. Получается еще хуже: путаница в падежах, канцеляризмы и прочее. Почему все это происходит? А позволили снизить языковой и, следовательно, культурный уровень. Раньше государственные радио и телевидение являли образцы грамотной речи, теперь же государство отовсюду «как бы» ушло, умыло руки, «короче»...

Существует еще одна языковая проблема: нашествие иностранных слов. Viр-персоны, ток-шоу, мониторинги, кастинги, продюсеры, провайдеры и несть им числа... С одной стороны, это явление неизбежно. Когда в науке, технике и других областях появляются новые сферы, они заявляют о себе на языке своих изобретателей. С другой же стороны, как часто можно наблюдать использование иностранных слов в качестве эдакого жреческого языка для избранных: «После брейка у нас кастинг...». В определенных случаях можно согласиться с тем, что происходит обогащение словарного запаса, но ведь одновременно и обеднение, поскольку иностранное слово несет в себе гораздо меньше смыслов, чем слово родного языка, вобравшее в себя всю историю.

В общем, ситуация далека от безобидной. Когда все меряется долларом, кто же станет удивляться засилью американизмов? Если страну покоряет чужая национальная валюта, вслед за ней идет языковая ползучая интервенция. Деньги и язык - самые надежные отмычки к замкам любой крепости. Приходите и владейте!

И, наконец, самый главный вопрос: что же, собственно, делать тем, кто не хочет пользоваться общепринятым «дурным» языком? Как оградить себя от моды, сила которой так велика? Приведу пример одной знакомой студентки, озаботившейся именно этими вопросами. «Я наблюдала, - рассказывала мне Наташа, - за двумя взрослыми девушками из нашего дома. Они так «вкусно» говорили, что я стала им подражать: «Классно, стильно, круто…». А потом вдруг испугалась и решила изменить свою речь. Записалась даже на дорогостоящий семинар «языковые игры» - нечто из области аналитической философии. Вначале ей там очень понравилось: парадоксы, открытия, а потом пришла ясность: да ведь это обычная коммерция! Принесите свои деньги, а мы за вас решим, что вам надо…

Сейчас Наташа читает русскую классику. Удивительно, что человек, который учится на техническом факультете, совершил очень грамотные «гуманитарные» поступки. Наташа вышла из языковой системы, угнетавшей ее, и это первое условие: интеллектуальный прогресс приходит, когда мы не внутри плохой системы, а когда ломаем ее. Обращение же к высокой литературе говорит о том, что она интуитивно осознала главную угрозу, которую таит в себе новояз. Сегодня в русском и не только разговорном языке происходит отделение формы от содержания. Молодых людей особенно занимает не «что» они говорят, а «как» - отсюда такое внимание к стильной манере речи, маски «как бы» нейтральности. Однако будем помнить – человек во многом есть то, что произносит его язык.