Единоличники

В тридцатые годы прошлого столетия, во времена коллективизации, на этот пятачок посреди озера Маныч были брошены на выживание несколько десятков семей, не желавших вступать в колхозы, – в основном жители села Дивного. Власть имущие довольно откровенно благословляли новоселов: «Все равно вы там подохнете!», что было вполне реальной перспективой - гонимые люди лишились своего добра, остались без продуктов, к тому же вода в Маныче была горько-соленой, и даже скотина ее отказывалась пить. Стали переселенцы копать колодцы, а там то же самое – рассол. И уж когда не было больше сил, когда осталась одна только отчаянная надежда на Господа, наткнулись на пресную жилу. Обреченные на вымирание люди были спасены. Родниковая вода выручает местное население и поныне. Правда, в некоторых дворах стоят бетонные бассейны-кувшины, время от времени их наполняют водовозы. В Калмыкии, к которой формально относится поселение, из кранов течет слегка солоноватая вода, потому приходится ездить в Дивное.

Долгое время остров был как бы ничейный. А в шестидесятых его стали раздирать на части с одной стороны калмыцкие, с другой - ставропольские совхозы. Распахали так, что людям за собственной калиткой некуда было ступить. Вообще старожилы говорят, что с эпохой Н. Хрущева связаны их самые тяжелые времена. Каждая яблонька, каждая овечка, курица или индюшка были обложены налогами.

Одна из старейших местных жительниц Таисия Шульженко вспоминает, что за верблюдицу и 12 овечек их семью обязали заплатить аж 12 тысяч рублей:

- Должно, надо было бы отдать худобу налоговым агентам, чтоб подавились, а мы, дураки, спужались и три года всей семьей горбатились, чтобы тысячи те списали.

Ее привезли из Дивного на остров грудным еще ребенком, в металлическом ящике из-под угля – что успели родители-«кулаки» схватить в повозку, то и было их добро. Так в ящике и росла – и вместо кроватки он был, и вместо манежа, чтобы в шкоду не влезла, пока отец с матерью трудились. Батя – Ефим Войтов – мужик работящий был, впрочем, как и остальные поселенцы. Столбы в землю закопал, камышом обложил, мать их глиной обмазала, так и прослужила им эта хижина лет тридцать с гаком. Это потом уже пошла мода саманные дома строить.

Помнит Таисия Ефимовна и войну, и как немцев через Маныч гнали, как рвались снаряды. Многие соседские семьи в тридцатиградусный мороз устремились в глубь Калмыкии. Мать, собрав их, четверых ребятишек, только и сказала: «Как Бог велит, так и будет. Нам некуда бежать». Минул их лихой рок, живы все остались, только в подвале полицаи побывали, провиантом запаслись. Но это разве беда…

Работать Тая пошла в десять лет. Школа на хуторе (кстати, географическое название его Левый остров) тогда была четырехлеткой, и после нее судьба ребятишек была предрешена – помогать дома по хозяйству. Вот и стала она пастушкой около овец. Потом замуж вышла за своего же, хуторского. Он в Дивное устроился шоферить. Четверых ребятишек народили, всю жизнь горбатились ради главной своей мечты: вывести их в люди, чтоб не остались, как они, на проклятом острове.

Так и получилось: разъехались дочки, образование получили. А вот младший сын, что с нею под одной крышей жил, погиб. На машине разбился. Как чувствовала тетка Таисия, не хотела корней своих на острове оставлять… Больная она сейчас, ноги с трудом передвигает, а к дочерям переезжать не собирается, не хочет обузой быть. Но хозяйство держит, правда, рекордно маленькое: восемь курочек да корова Лыска.

Три года уж прошло, а Таисия Ефимовна никак не может смириться с одиночеством: стопка тарелок да груда ложек всегда под рукой, не убирает в шкаф. Посуда пылится без дела, напоминая о том времени, когда в доме была невестка, звенел детский смех. Электродвижок давно стоит без дела, а вечера баба Тая коротает при свете керосиновой лампы. Жалко ей жизни своей каторжной, жалко, что здоровье непосильным трудом подорвала, и остров этот стал настоящим проклятием и для родителей ее, и для нее самой. Ну прямо как в песне – «видно, в понедельник их мама родила». От скуки спасает старенький транзистор, по которому Таисия Ефимовна слушает все новости. Я обещала, что обязательно буду передавать ей приветы через радиостанцию «Маяк», и поинтересовалась, когда у нее день рождения. Оказалось, родилась она 14 мая 1934 года. Дома заглянула в календарь прошлого столетия – ну точно, это был понедельник!

Но таких, как Ефимовна, в Левом острове меньшинство. В основном люди живут здесь, чтобы держать хозяйство. Одни всю жизнь этим занимались и не имеют не то что трудовой книжки, но даже и паспортов, другие пытались устроить свою судьбу в городе. Но потом грянула перестройка, а за ней и безработица, вот тут-то и пригодился кулацкий остров, а также привитые еще с детства трудовые навыки. Надо сказать, много лет хуторяне занимались овцеводством и жили безбедно, но потом спрос на шерсть резко упал, и пришлось перейти на козоводство. Мясо у козы нежнейшее, никакого запаха - не то что баранина. И пух тоже в цене: 500-600 рублей за килограмм дают. Стадо в сотню-полторы животных есть на каждом подворье. Из пуха здешние хозяйки вяжут не только носки и свитера, но также и брюки – никакой мороз не страшен. Особенно ценят такой необычный наряд любители зимней рыбалки. А жилетки и пояса спасают от радикулита. Кипы с козьим пухом разъезжаются по всей России, ведь в километре от Левого острова проходит федеральная трасса Ставрополь – Астрахань.

Но и сами островчане не сидят сложа руки в ожидании купца: у каждого машина, садись и вези товар. Георгий Коваленко так и делает. Его на хуторе почитают как губернатора. У него самое крепкое хозяйство, он первый придумал поставить ветряк, и в доме появился свет, заработали телевизор, утюг и даже сварочный аппарат. Он и релейный телефон раздобыл, чтобы связь с миром держать.

И легковой автомобиль он тоже приобрел первым. Было это в 1974 году, а тогда машину могли купить только начальство да передовики производства, преимущественно партийные. Но Георгий нашел путь еще более верный: дал взятку в тысячу рублей – и «Москвич» у него в гараже.

Попасть в передовики у Коваленко шансов не было никаких, работал-то хорошо, но был, как и все хуторяне, человеком верующим. Однажды объявили рабочим днем воскресенье: велено было готовиться к техосмотру. А воскресенье то не простое – пасхальное. Не подчинился Георгий, не стал грешить. Ой, что было! По каким только инстанциям его не таскали, как только не стыдили! А потом его угораздило отказаться от участия в выборах. Этот поступок трудяги с образованием четыре класса тоже не остался без внимания. Даже люди из КГБ им заинтересовались:

- Может, вы сотрудничаете с Америкой или Англией?

Пришлось Коваленко искать работу за пределами Калмыкии. Девять лет ездил дежурить на нефтебазу в Дивное. А потом, когда парализовало отца, и вовсе рассчитался, стал единоличником. Родителей, как полагается благовоспитанному сыну, докормил-досмотрел, а теперь и сам решил доживать свой век на острове. Хотя до века ему еще далеко – всего-то 57 исполнилось. На судьбу не жалуется, здоровье, говорит, тоже слава Богу.

А еще радуются здешние жители, что на кулацком острове после двадцатилетнего перерыва вновь стали рождаться дети – их уже трое, а скоро и у Лехи Василенко прибавление в семействе будет. Вообще родство с островчанами считается за честь: молодежь здесь неизбалованная, да и среди взрослых никогда ни пьяниц, ни тунеядцев не было. О наркомании и говорить нечего.

Гордятся единоличники тем, что многие выходцы с острова стали высококлассными специалистами, особенно много почему-то врачей. На родину приезжают, как правило, в отпуск: с бугра посмотришь – вокруг кольцом вьется Маныч, птицы поют, а воздух прямо-таки целебный. В тот благословенный миг человек забывает о том, что предки его были сосланы сюда под проклятья властей. Крепкие руки да закаленный в вечной борьбе дух сотворили чудо – этот крошечный уголок, не испорченный издержками цивилизации.