Страна победившего социализма. Исламского

Если вы думаете, что свои покупки иранцы делают на восточном базаре с толпой зазывал-приставал и экзотическими нищими, то ваши взгляды безнадежно устарели. Так называемый базар – это многокилометровые ряды магазинчиков, вьющиеся под единой крышей, с бездной товаров со всего света и без всякого столпотворения, причем горожане уже привыкли отовариваться не там, а в огромных супермаркетах, где в сияющих витринах есть все вплоть до разномастного женского белья (что особо удивляет с опаской движущихся по мраморным полам европейцев). И нищие здесь встречаются куда реже, чем, к примеру, в Москве, и то в основном не попрошайки, а приличные внешне люди, предлагающие дешевую побрякушку по тройной цене: такая вот деликатная форма подаяния.

И вообще. Если вы представляете Персию (а именно так хочется называть Иран в память о сказках нашего детства) чем-то средним между соседними Афганистаном и Ираком, страной глинобитных дувалов, пыльных дорог и живописных лохмотьев, вас ждет полное разочарование: вы увидите индустриальное государство с современными заводами, кварталами многоэтажек и вечным бичом мегаполисов – автомобильными пробками.

Местные жители любят говорить: «Это построено после революции».

ЧЕТВЕРТЬ ВЕКА СПУСТЯ

Итак, двадцать пять лет назад разгневанные массы, ведомые религиозными лидерами, свергли режим последнего монарха Ирана шахиншаха Мохаммада Реза Пехлеви.

При шахиншахе страна смотрела на Запад. Американский бизнес чувствовал себя здесь по-домашнему уютно. Развернуться было где. Горная страна сказочно богата рудой и нефтью, а запасы газа занимают второе место в мире после России. Естественно, с использованием методики под названием «бакшиш» эти богатства просто разворовывались. Большая шахская семья, его приближенные и высшее чиновничество ни в чем себе не отказывали. Конечно, что-то осталось и стране. Например, великолепный парк в японском стиле с камнями и водопадами, который по заказу шахской жены за бешеные деньги отстроили выписанные из Страны восходящего солнца мастера.

В общем, все как в учебнике полит-экономии времен социализма.

И, как предсказывал упомянутый учебник, все это безобразие должно было завершиться революцией. И революция свершилась. Но вовсе не социалистическая, как учили мир классики марксизма-ленинизма, а самая что ни на есть исламская. Ее знаменем и вождем стал изгнанник аятолла Хомейни.

Верховная власть Советского Союза, страстно приветствовавшая национально-освободительную борьбу во всем мире и очень довольная ущемлением американского империализма в одной отдельно взятой стране, Хомейни приветствовала. Но недолго. Потому что новые правители Ирана относились к безбожному северному соседу ничуть не лучше, чем к заокеанским грабителям, а тут еще раскручивалась афганская авантюра. В общем, друг от друга мы закрылись, Иран пошел своим путем, вычеркнув из сферы интересов и нас, и Америку. И вот что из этого вышло.

КОГДА РАБОЧИЙ ТРЕЗВ

Потребление алкоголя в Иране под полным запретом. Даже для иностранцев. Попытка провезти спиртное с собой из-за границы может кончиться пребыванием в участке, крупным штрафом и выдворением из страны. Конечно же, увлеченные пагубным пристрастием индивидуумы могут найти вожделенную жидкость в так называемых армянских кварталах, где не только выгоняют «первач» из восточных сладостей, но и могут продать контрабандный коньяк или виски. Но увидеть пьяного или хотя бы унюхать в толпе гуляющих теплым персидским вечером до боли знакомый аромат, практически невозможно.

Поэтому местных гаишников беспокоит езда на красный свет и превышение скорости, а что такое «дунуть в трубочку», не знают ни они, ни водители.

Соответственно на здешних производствах не знакомы ни с пьяным травматизмом, ни с прогулами «после вчерашнего».

В составе нашей группы руководителей средств массовой информации, приглашенных иранским правительством в рамках акции «Журналисты за диалог», которую уже пятый год проводит агентство «Вся Россия», наличествовал один высокий московский чиновник от прессы. В Тегеране мы приехали на современный автозавод концерна «Иран Ходро», где на японском оборудовании по французской лицензии производят иранские автомобили.

Сделаю акцент: не собирают из привезенных запчастей, а именно производят. По уверениям специалистов, последняя заводская легковушка под звучным названием, переводимым как «Белая лошадь», не имеет ни одной импортированной детали – все от колес до двигателя сделано на иранских заводах и из иранского сырья.

Так вот, когда мы прошли вдоль всего конвейера, пронаблюдав за превращением металлических листов и всяческих болванок в готовый автомобиль, московский чиновник сказал задумчиво: «Бывал я на ЗИЛе и АЗЛК как при советской власти, так и после, и скажу, что здесь поразили меня не роботы и не чистота вокруг, а рабочие. Понимаешь, у них лица осмысленные. Тех, извини за выражение, морд красных, что у нас повсеместны, я просто не увидел. Они же здесь наверняка все шурупы до конца за-кручивают…»

Чуть позже во время встреч с руководителями иранских министерств я поинтересовался потребностью страны в зерне, памятуя о трудностях ставропольских селян со сбытом своей продукции. Генеральный директор МИД Ирана г-н Сафари тут же заявил, что именно в нынешнем году необходимость в каких бы то ни было закупках отпала, ибо республика вышла на полное самообеспечение. Впрочем, сказал чиновник, зерно мы пока закупаем в России, Казахстане, Украине, всего около миллиона тонн в год, но это делается исключительно в рамках социальных программ, чтобы обеспечить дешевизну и изобилие хлеба.

В полное самообеспечение не очень верилось – сильны все-таки стереотипы, но, проехав по стране через все три ее древние и нынешние столицы, мы так и не нашли причин в этом засомневаться. Действительно, недостатка в продуктах и товарах нигде не было. И цены, прямо скажем, не очень высоки. И рестораны, где мужчины и женщины (причем некоторые без мужчин) наслаждаются творениями вкусной, хотя и не слишком разнообразной восточной кухни, естественно без спиртного, забиты вечерами под завязку.

А на товарах все местные этикетки, даже тогда, когда очень они напоминают популярные мировые аналоги – от «Фанты» до пассажирских автобусов. Все равно: «Made in Iran».

И это невзирая на санкции, которыми обложил страну «цивилизованный мир» по инициативе главного недруга Ирана – Соединенных Штатов Америки. Ведь за океаном древнюю Персию именуют ныне не иначе как «центром оси зла». А жители этого самого «центра оси» строят заводы и дороги, покончили с голодом и жилищной проблемой и поют вечерами в парках просто от хорошего настроения.

И как же им удалось выкрутиться?

ВАЛЯЕТ-Е ФАКИХ

Причин можно увидеть массу. И упоминавшаяся трезвость страны. И сведение до минимума вечного бича восточных деспотий – повсеместного взяточничества, благодаря которому богатства как природные, так и интеллектуальные, обеспечивают сладкую жизнь группе местных прохвостов и подпитывают экономику зарубежных благожелателей. И разумное самоограничение, по всей видимости, принимаемое не без влияния государства, сугубо внимательного и ограничивающего в свободах.

Но мы-то разве не понимаем пагубности народного пьянства? Неужели мы не говорим ежечасно о борьбе с коррупцией? Да и призывы к самоограничению присущи православному христианству с самого его рождения и веками впаяны в российский менталитет.

Почему же у нас дальше призывов ничего не идет? Ни с пьянкой, ни со взятками, ни с расточительством?

Мне кажется, что Ирану, утомленному алчным правлением шахской династии и топтанием по чужим землям сверхдержав, не оставалось иного пути, кроме исламской республики. Потому что ислам у иранцев в крови, и это единственная идея, которая четверть века назад была способна не только объединить нацию, но и заставить ее добровольно отказаться от застарелых пороков и сделать шаг вперед.

Вернее, идея называется «валяет-е факих». Так именуется система государственного обустройства, основанная на принципе божественности власти, реализуемой через признанного всеми духовного авторитета «марджа-таглид», который, однако, не правит самостоятельно, а лишь направляет общее течение государственной мысли в отличие, скажем, от компартии Советского Союза, которая и направляла, и руководила, и судила, и приводила приговор в исполнение.

Получив признанную большинством идеологию, страна не только не скатилась к средневековому мракобесию, но шагнула вперед. Пресловутый прирост ВВП, ставший у нас сегодня притчей во языцех, в Иране стабильно выше 10 процентов. Программа «Экономика без опоры на нефть», принятая шесть лет назад, уже привела к тому, что более половины экономического роста происходит не за счет сырьевого сектора. Иными словами, продавая нефть, вырученные деньги здесь направляли не в чьи-то карманы и даже не на модернизацию отрасли (сюда шло немного), а на покупку оборудования и технологий, за счет чего и появилась собственная современная промышленность, создающая собственные потребительские товары.

И никакой идеологической зашоренности в отношении собственности. Частный капитал, кроме зарубежного, чувствует себя здесь свободно. Абсолютное большинство мелких и средних предприятий приватны, и даже в крупнейшем автомобильном концерне государство, опять же вопреки стереотипам, не имеет контрольного пакета акций.

Но заменит ли все это свободу?

«МЫ РОЖДЕНЫ, ЧТОБЫ БЫТЬ СВОБОДНЫМИ»

С этой фразы американского президента Томаса Джефферсона, опубликованной в «Ставропольской правде» почти восемнадцать лет назад, началось демократическое движение на Ставрополье.

Ею же оно, на мой взгляд, и кончилось.

Я всегда был и остаюсь сторонником идеи, что любое ограничение свободы мысли ведет к стагнации, регрессу и катастрофе. И последующих слов я бы, пожалуй, не написал, если бы не более поздние впечатления от визита в Америку, где по приглашению Конгресса мы наблюдали за ходом тамошних выборов.

Так вот, у меня сформировалось четкое убеждение, что в Соединенных Штатах свободы ничуть не более, нежели в Иране, который вполне официально ввел некоторые идеологические ограничения на права граждан.

В Иране – нельзя ни в коей мере подвергать сомнению Сущность Аллаха, или Бытие Его.

В Америке – никогда, как сказал мне один местный житель, нельзя хоть на чуть-чуть отойти от укоренившихся воззрений.

Более того!

Ты можешь думать так, как ты хочешь, но ты должен думать так, как твой сосед.

Ты можешь думать.

И ты можешь не думать.

Но думать все-таки хочется.