Не согрешишь – не покаешься?..

Если бы кто-нибудь сказал мне, что буду смотреть горьковскую пьесу «на одном дыхании», ей-богу, не поверила бы. С юности сохранилось тяжелое восприятие прозы Горького – многословной и многослойной, с какими-то затяжными страстями и казавшимися буднично-мелкими, бытовыми конфликтами. Мир Горького населен действительно «мелкими» людишками из не самых богатых купцов, мещан и т.п. Но и в этом маленьком мире тоже живут чувства – высокие и низкие, порывы вдохновенные и подлые, характеры мощные и слабые духом… Именно такой мир – не могу сказать «мирок»! – открывает спектакль. Весьма удачна была исходная установка на Малую сцену: ее эффект приближения и даже как бы соучастия зрителя в действии здесь проявляет себя порой… ну просто потрясающе. Глаза в глаза с актером, он (она) в полуметре от твоих глаз, и он (она) это чувствует кожей, но и ты, зритель, тоже – кожей! И «маленький» человек предстает иначе – крупным планом, и чувства его уже не назовешь мелкими, ничтожными. Его боль, его крик души не просто лучше видны с близкого расстояния, они – осязаемы.

Разумеется, все это стало возможным благодаря прежде всего высокопрофессиональной работе актерского ансамбля спектакля. Ибо ведь и малейшая фальшь в игре, допущенная актером, здесь, на Малой сцене, тоже возрастает до почти осязаемых величин! Более того, мне кажется, что здесь пусть даже и филигранной техникой не обойдешься, тут еще и кое-что «от себя» желательно вложить. Но не перехлестывая при этом через край эмоций. Соблюсти эту незримую грань «от» и «до» - еще и режиссерская задача. Надо признать, постановщику удается этот принципиальный для Малой сцены баланс, да и прочность русской классики тоже, видимо, играет свою роль, не поддаваясь ни времени, но всевозможным «новым» веяниям. Ох уж эти веяния! Вечный соблазн для режиссерской фантазии. Когда слышишь про так называемые современные трактовки Пушкина или Шекспира, предлагаемые столичными смельчаками сцены, трудно верить в силу такого искусства. Ибо выхолощено оно бывает донельзя, не щадят «творцы» ни великих имен, ни, увы, собственного зрителя. Впрочем, такие попытки случались и на ставропольских подмостках. «Васса Железнова» счастливо избежала «новодела». Более того, В. Бирюков взял за основу первый авторский вариант пьесы, написанный еще до революции 17-го, и открыл нам такую Вассу, какой мы ее просто не знали.

В героине Горького мы увидели не ходячий образ этакой российской «железной леди» с железной фамилией, нет, нам открылась женщина-мать, образ едва ли не сквозной в творчестве Горького – и драматурга, и писателя. Да, это не мать из одноименного романа, эта мать, можно сказать, из противоположного социального лагеря… Но и она – мать! И она несет в себе великую любовь и великую ответственность за своих детей. Как проявляются эта любовь и ответственность – в том трагедия Вассы, идущей на подлог, на обман, на сделку с собственной совестью и собственным сердцем. Трагедию личности – не купчихи, не деловой женщины, а человека со всей силой своего дарования и мастерства рисует народная артистка России Наталья Зубкова. Причем внешние данные актрисы – привлекательной женщины – как будто не очень и соответствуют облику суровой владычицы дома. Но именно это кажущееся несоответствие мягкости внешней и жесткости внутренней создает искомую органику, придавая Вассе - Зубковой черты характера мощного и ранимого одновременно. А ведь так и только так бывает и в жизни. Нет людей бесповоротно «плохих», как и безоговорочно «хороших», таких мы когда-то видели лишь в слезоточиво-сладких индийских киносказках, светлая им память.

С первой минуты и до финала Наталья Зубкова чутко следует заданной линии поведения героини, используя, казалось бы, не самые эффектные приемы, даже и голос почти не повышая. Кстати, только Малая сцена позволяет такие негромкие интонации, которые по плечу лишь настоящим мастерам. Актриса и безжалостна к своей Вассе, идущей если не «по трупам», то уж по судьбам – точно, и вместе с тем полна сопереживания лучшему, что есть в Вассе, – материнству. Правда, и оно изломано до неузнаваемости, искалечено в вечной борьбе за пресловутые тысячи… Победительница Васса в итоге окажется побежденной, ибо победа ее куплена ценой непростительной. «Сына моего… Сына!..» – только и будет последний отчаянный всплеск, вместивший в себя и ужас от содеянного, и боль души, и библейскую покорность грядущему наказанию. Не согрешишь – не покаешься, говорит единомышленник Вассы управляющий Михайло, говорит вроде по другому поводу, но мысль эта подспудно бьется в пульсе спектакля на всем его протяжении. И безусловно, основную долю эмоционального накала несет на своих плечах исполнительница заглавной роли. Думается, Наталья Зубкова еще раз блестяще подтвердила непростое «звание» ведущей актрисы театра. И хотя никто, конечно, и не сомневался в этом ее творческом лидерстве, однако живое доказательство всегда доставляет новую радость утверждения, не правда ли?

В этом спектакле мы увидели сразу два актерских дебюта на ставропольской сцене - Елену Ремхен и Павла Савинова, пополнивших труппу в начале сезона. Новички проявились, на мой взгляд, очень неплохо, в каждом чувствуется и определенная школа, и понятное желание наконец-то показать себя. И каждый точно следует задаче, перед ним поставленной. Елена Ремхен «делает» свою Анну, можно сказать, минимумом выразительных средств, ее героиня – сдержанна, осторожна, холодна, она смотрит на происходящее немного со стороны, но не без любопытства и не без расчета. Актриса смогла достаточно тонко передать эту не всегда искреннюю отстраненность Анны, прикрывающую прагматизм, но прагматизм по-своему простительный – она тоже мать, и уже думает о будущем своих птенцов… Второму дебютанту Павлу Савинову приходится нелегко уже потому, что нужно изобразить калеку, а это всегда чревато впаданием в крайность. Игра на физических недостатках - занятие не из приятных, тут проще было бы, наверное, комиковать, а не трагедию показывать. Но нет, молодой актер достойно выдерживает испытание, работает ровно, на хорошем профессиональном уровне. Есть попытка психологического анализа роли, причем небезуспешная. Режиссер, по-видимому, не ошибся в выборе исполнителей. Хотя загонять калеку под стол в конце спектакля, может быть, и не следовало, это скорее прием большой сцены, где есть перспектива, где многие резкие движения вообще смотрелись бы уместнее, а у Малой свои эффекты… Вот и когда злобствующий Павел (актер и персонаж – тёзки) размахивает мокрой метлой, кажется довольно рискованным делать это в полуметре от публики.

Суеты вообще в спектакле чуток больше чем нужно. Но это попутное замечание отнюдь не умаляет качества постановки в целом. Не будем забывать, что режиссеру нужно было показать нам драматургию весьма непростого автора, и понятно его желание полнее раскрыть этого автора доступными сцене средствами.

Когда замысел, желание режиссера и «набор средств» органично совпадают, тогда и достигается результат. Как удачно совпало все это с мастерством заслуженного артиста России Михаила Новакова, чей Прохор буквально проживает в спектакле значительный и трагичный отрезок своей безалаберной жизни. На наших глазах из оптимиста, циника и балагура он превращается в развалину. Рушится мечта хотя бы под конец жизни обрести что-то свое - деньги, семью, основательность… Калека Павел разоряет любимую прохорову голубятню, и даже ей не остается места в мире железной Вассы… По сюжету более цельная личность – управляющий Михайло, которого играет заслуженный артист России Михаил Мальченко. У этого все продумано, рассчитано, да только и ему не бывать Хозяином! Удачен здесь некоторый полунамек на мужское его преклонение перед Вассой: что ж, любовь способна как возвысить человека, так и превратить его в чье-то послушное, иногда страшное по бездумной своей преданности орудие. Не одни лишь деньги правят миром… Актер весь отдается этой необычной для него роли, ему интересна ее однозначная серьезность, хотя мне М. Мальченко кажется больше актером трагикомедии, он многограннее там, где образ и составлен из многих граней.

Несколько выбивается из тональности спектакля трактовка образа Людмилы, предлагаемая Татьяной Николаенко. Несчастная девушка, отданная калеке-мужу, но рвущаяся к жизни, - так молодой стебелек, подраненный бурей, тянется к солнцу… И вдруг нам демонстрируется такой задор, такая порывистость, доходящая до аффектации, такая неискренняя крикливость, что все вместе жутко напомнило мне, знаете кого? – самозабвенных до глупости комсомольских «богинь» недавнего прошлого. Такой фальшивый пафос только им был по плечу. А ведь тут – страдающая натура, да, пылкая, но не властная над своей же судьбой. Вот, по-моему, пример того, как Малая сцена не терпит излишеств – ни в голосе, ни в жесте, ни в эмоциях. Она просит органики, а не дождавшись, выпячивает декларативность. Просто становится жаль вложенных актрисой сил, направленных явно «не туда».

Гораздо проще роль у Юлии Авакимовой, зато у нее как раз с органикой в порядке: ее горничная Липа – еще одна разновидность грешницы, чье первое преступление тянет за собой другое, а там – дальше – больше. Помните: не согрешишь – не покаешься?.. Хорош тезис, прямо на все случаи жизни. И смерти. Смерть в горьковских пьесах едва ли не обязательный персонаж. Липа – несостоявшаяся мать (опять – мать, но какая!), оказывается неспособной вынести тиски «железного» мира. И актриса показывает это очень емко, сочно, достоверно. Зачем только понадобилось после самоубийства выводить на сцену ее якобы неповинную душу? Ведь повинна она, что ни говори.

Бледнее выглядят в спектакле еще один сын Вассы – Семен (Владимир Зоря), невестка Наталья (Ольга Зоря), приживалка Дунечка (Людмила Дюженова). Первый чуть более комичен, чем требуется, вторая чуть более прямолинейна, чем у Горького, третья чуть более упрощенна… При том что актеры вполне профессиональны, а какое-то искажение «генеральной линии» имеет место. В таких случаях, уж извините, принято обращать взор на постановщика: то ли недоглядел, то ли так задумал?

В в целом хороший вышел спектакль. Нет в нем мрачности, так часто ассоциируемой с горьковской драматургией. А если она есть, то не заслоняет, к счастью, более важного – человеческого. Кто более грешник, кому больше бить покаянных поклонов? Кому схоронить себя в монастыре? А кому ухаживать за весенним расцветающим садом? Чьим детям суждено расти в саду, а чьим – не родиться вовсе? Кто хозяин на земле? Все те же вечные вопросы решаем и мы, нынешние грешники.