Восемьдесят четвертая

- Она же, можно сказать, с сорок первого в армии, с помощью лечебной гимнастики людей на ноги ставит, - пытался переубедить секретаря райкома и работника военкомата начальник военного госпиталя, расквартированного в Ипатово.

- Вот и прекрасно, что опыт военной службы имеет. Нам как раз старшей команды не хватает, - отрубил секретарь.

Девчонки рассчитывали, что попадут поначалу в какую-либо учебную часть. Но команду сразу направили под Ростов, где формировался 286-й отдельный зенитный дивизион ПВО. Распределили по батареям и взводам. Наспех объяснили обязанности номеров орудийных расчетов. Учиться им пришлось в бою.

Впрочем, Мария Онищенко и еще три девушки все-таки получили кое-какую подготовку на краткосрочных курсах младшего политсостава и были назначены в батареях заместителями политруков, что не освобождало их от обязанностей номеров расчетов. «Уж лучше бы нам устройство зениток и правила стрельбы из них на этих курсах преподали да о мерах безопасности поподробнее рассказали», – сетует сейчас, шестьдесят с лишним лет спустя, Мария Евгеньевна.

О мерах безопасности она упомянула не случайно: под Анапой четверо зенитчиц заживо сгорели в землянке. Грунт был песчаным, и, чтобы стены укрытия не осыпались, девушки укрепили их промасленной бумагой, в которую ранее были завернуты снаряды. Кто-то во сне опрокинул коптилку, и бумага полыхнула, как порох...

Говорят, у войны не женское лицо. Наверное, самое что ни на есть женское. Если уж не всякие мужчины выдерживали пот, грязь и кровь непрерывных боев, то каково было им, вчерашним десятиклассницам? Случалось, вели огонь такой интенсивности, что на раскаленных стволах пузырилась краска. А вой пикирующих бомбардировщиков, грохот бомб, треск крупнокалиберных пулеметов, когда кажется, что смертоносная струя, выпущенная из вражеского самолета, вот-вот перережет тебя пополам. Пехотинцы во время авианалетов могли и обязаны были прятаться в окопы и щели. Девушки-зенитчицы оставались на своих постах. И ни одна, подчеркивает Мария Евгеньевна, ни разу не струсила, от орудия не убежала. Но и это, считает Онищенко, не самый большой подвиг. Вот когда неделями негде помыться, а ты, особь женского пола, не ноешь и не ропщешь – за это награды надо давать.

Ее лично наградами не баловали. Орден Отечественной войны второй степени, медаль «За Победу над Германией», еще один орден, уже послевоенный, которым награждали всех фронтовиков. От ран «восемьдесят четвертую» (таков у нее был номер в списке мобилизованных комсомолок) судьба сберегла. А вот контузию Маша все-таки получила. И не в бою: шла на партсобрание в соседнюю батарею, и вдруг рядом разорвался снаряд. Очнулась в госпитале. Лечилась два месяца. Вроде все прошло. Но пару недель спустя начались жесточайшие головные боли. Не жаловалась, – а вдруг симулянткой сочтут...

Все разрешилось само собой: в конце сорок четвертого, перед польской границей, во время одной из передышек между боями она потеряла сознание. Поблизости оказался опытный военврач. Он и определил, что последствия контузии пройдут не скоро. Медкомиссия, на которую была направлена Мария, вынесла вердикт, который был запечатлен в солдатской книжке: «Годен к нестроевой». Почему «годен», а не «годна»? Да потому, что в армии изначально на женщин не рассчитывали. И сегодня глубоко заблуждается тот, кто говорит, например, «рядовая Иванова». Рядовой. И точка. Онищенко, кстати, «списали» из действующей армии в звании сержанта.

Младший комсостав, как-никак. Но это среди батарейцев-зенитчиков. А в родных ипатовских степях она вновь вынуждена была начинать с рядового. В колхозе. Затем перевели в машинно-тракторную станцию. Потом в райкоме партии, в связи с очередной кампанией по укреплению коммунистических рядов в сельсоветах, кто-то вспомнил, что Онищенко – фронтовик-партиец. Направили в Книгино. Секретарем. В селе Бурукшун Мария была учителем начальных классов, позже – директором школы. В Ипатово заведовала военным отделом райкома партии…

С первым мужем отношения не сложились. Он ушел, оставив у нее на руках малолетнего Алешку. Со вторым в гражданском браке прожила сорок лет. Вместе со своим сыном вырастила двоих его деток. Повзрослели, разлетелись по стране. Пишут. Но, после того как четыре года назад схоронила своего суженого, весточки приходят нечасто.

У Алексея – родного сына – две дочки. Дождалась Мария Евгеньевна и правнуков. Больше всех радует Антон – курсант одного из военных вузов Санкт-Петербурга. Первый курс в этом году заканчивает. Отличник. Командиром отделения назначен. С каким восторгом на каникулах он рассказывал бабуле о недавних учениях. Как стреляли, как в атаку ходили…

Она слушала, прикрыв глаза. И словно наяву видела Зеленый остров на Дону, полуразбитую гитлеровской авиацией переправу, своих девчонок, не отрывавшихся под огнем от коллиматорных прицелов орудий. Видела на Керченском полуострове тяжелые немецкие танки, по которым зенитчицы били прямой наводкой. Вставал перед глазами огненный вал, образовавшийся после залпа «катюш», когда батарея легендарных реактивных установок накрыла прорвавшихся под Майкопом немцев…

Памятью, хотя и 82 дня рождения отметила, Мария Евгеньевна по-прежнему сильна. По именам и фамилиям называет большинство своих фронтовых друзей и подружек. Три книжки написала. Правда, куда ни обращалась, внешний интерес издатели вроде проявляют, а как до дела доходит, разводят руками: мол, денег нет. Собиралась за свой счет воспоминания выпустить. Пусть невеликим тиражом и не на лучшей бумаге. Восемнадцать тысяч для этого скопила. Но злые люди обманным путем умыкнули у фронтовички денежки. Осталась ни с чем.

Впрочем, почему ни с чем? С великолепными картинами, которые написала собственноручно. С вышивкой, которой продолжает заниматься по сей день. С воспоминаниями о той страшной и великой войне. Их у Марии Евгеньевны не смогут отнять даже мошенники.