00:00, 27 февраля 2004 года

«Хлеб» радости, «хлеб» печали

Итак, мы с вами в церкви христиан – молокан села Орбельяновка Минераловодского района.

Собравшиеся здесь пожилые женщины и мужчины внешне мало чем отличаются от обычных деревенских бабушек и дедушек. Но вот они хором, с раскладкой по голосам, затягивают:

«Шли горами, шли лесами
И зубчатым колесом.
В тюрьмах, замках отдыхали
И ко Господу взывали…».

Чувствую: мурашки по коже пошли. И дело не в словах, не в берущей за душу мелодии. А в их глазах: они вдруг стали бездонно глубокими. Словно пронзили века и с болью и состраданием следят, как их измученные, истерзанные, но непоколебимые духом предки шагают в неведомую даль…

Религиозные бунты сотрясали Россию начиная с середины XIV века. Но особенно массово они проявились в XVII веке. Формально «раскол» стал ответом на введение патриархом Никоном греческой обрядности в ущерб строгому следованию обычаям русской старины. Но на самом деле корни уходили гораздо глубже – в психологические и идеологические начала народного сознания. В том же русле зарождались и на какое-то время приобретали множество сторонников религиозно – реформационные движения. Это и христоверы («хлысты»), и скопцы, и субботники, и духоборы. И, разумеется, молокане.

Основатель молоканства – бродячий деревенский портной из тамбовской губернии С. Уклеин – провозгласил идеалом первоначальное христианство, не искаженное соборами. Его последователи отказались поклоняться иконам и всему, что создано руками человека, считая это идолопоклонством. Поклоняться можно только Богу Живому. Отказались от креста, поскольку, мол, неуместно славить орудие убийства. Отсчет праздников стали вести только по лунному календарю. И, наконец, полностью отвергли церковную иерархию, институт священнослужителей, каких бы то ни было святых и предания, признавая Словом Божьим только Библию. В ответ последовали жестокие репрессии властей и официальной церкви. Одной из мер борьбы с религиозными отступниками стала высылка за Кавказкий хребет. Рассчитывали, что «духовные христиане» там либо сами погибнут, либо их истребят коренные народы…

Вот уже более трех десятков лет прошло, как я подростком проехал на экскурсионном автобусе от Орджоникидзе до Еревана. Отчетливо помню: где-то на границе между Азербайджаном и Арменией автобус вскарабкался на перевал, и нам открылась крохотная деревушка, каких немало встречается на склонах гор. Но тут меня будто током ударило: из переулка вышел типичнейший русский старец с окладистой бородой. Кто-то уважительно сказал «cтароверы», и в автобусе воцарилась тишина.

Иван Миндрин – пресвитер Орбельяновской духовной общины – очень похож на того старца: крупный, кряжистый, с окладистой серебристой бородой. И, что самое поразительное, родом он, да и большинство членов этого собрания молокан – как раз из тех горных районов между Азербайджаном и Арменией.

- Наши предки – выходцы из Саратовской, Ивановской, Новгородской областей, - пересказывает Иван Павлович устные предания молокан. – Когда их высылали, многие погибли в дороге. Другие, обессилев, оставались в казачьих станицах и селах на Ставрополье. Но большинство перевалили через Кавказский хребет и основали много русских сел, в основном в безлюдной гористой местности. Духовные христиане общались между собой. Каждый год представители всех общин собирались в Грузии, в селе Воронцовка, на совет. Рассудительно решали проблемы, помощь давали нуждающимся.

Пресвитером Ивана Павловича избрали члены собрания, те же бабушки и дедушки. После чего их решение утвердили представители четырех других собраний молокан. На этом и заканчивается соподчиненность структур духовных христиан. Кроме своей паствы, Иван Павлович ни перед кем не отчитывается, ни от кого не зависит.

- Даже если к нам на собрание придет другой, гораздо более знающий пресвитер, он здесь будет только как гость. Никакого права вмешиваться в жизнь общины он не имеет.

Но опасность авторитаризма собранию молокан не грозит. И дело не только в здравомыслии Ивана Павловича, который сурово осуждает тех светских и духовных лидеров, которые и в преклонном возрасте, уже выжив из ума, продолжают цепляться за свое кресло. Пресвитер, говоря светским языком, работает исключительно на общественных началах. Никаких льгот, никаких подношений. Да и вообще все службы, все требы – будь то крещение ребенка, освящение дома или бракосочетание – пастыри молокан выполняют бесплатно. «У нас не покупная вера», - с гордостью говорят они.

Каждое воскресенье орбельяновские молокане собираются в церкви, которую девять лет назад построили своими руками, по собственным чертежам и исключительно на собственные деньги. Поют духовные песни – старинные, хранимые «спокон веков». В самом полном сборнике их 1116. Поют самозабвенно и очень красиво. Молятся на коленях, истово. Искренность молитвы – единственный критерий: «Господа Бога хоть в сарае почитай, лишь бы от чистого сердца». Затем читают те псалмы, к которым в этот день у братьев и сестер душа лежит. В праздники у них «хлеб» радости, на похоронах – «хлеб» печали. Это одновременно и жертвоприношение, и скромное угощение без спиртного.

Но не только стойкостью в своей вере известны русские иконоборцы. Куда бы ни забросил их злой рок - в Кавказские горы, в Таврические степи, в глухие леса Канады – везде духовные христиане прославились своим исключительным трудолюбием.

- Школа только зимой, - вспоминает свое детство в горах Азербайджана Ольга Богданова. – А чуть потеплеет – грабли, вилы на плечо и на работу. Подростки вдвоем одного быка запрягали, вдвоем одну борону ставили. Скидывали в телегу камни, освобождали клочки земли под картошку. Все работали с утра до ночи.

Жизнь у переселенцев из России была очень тяжелая. Хотя колхозы молокан неизменно становились лучшими, неизменно «вытягивали» среднерайонные показатели, однако не то, что премий, а вообще «живых» денег они не видели. И даже свет в их села проводили в самую последнюю очередь. У молодежи практически не было возможности продолжить учебу, устроиться на хорошую работу. А тут еще начиная с 50-60-х годов местные националисты стали все более и более притеснять русских. И молокане начали возвращаться в Россию. Тем более что у нас о таких работниках только мечтали.

- С руками-ногами тянули, - вспоминает И. Миндрин. - Ни прописки, ни справок не требовали – только работай. Я сюда в 1963 году с женой и тремя малолетними детьми приехал – даже с военного учета в Азербайджане не снялся. Все сделали, через военкомат утрясли – лишь бы на виноградники пошел. Потом руководство совхоза даже ходоков в молоканские села посылало – приглашали перебраться на Ставрополье.

Любопытная деталь: именно молокане полвека назад доказали жителям Орбельяновки и близлежащих сел, что на здешних землях можно выращивать картошку. И до сих пор они слывут лучшими картофелеводами в округе.

Еще чем отличались староверы, так это строгостью нравов. Ругнуться при старшем – ни-ни. Появиться на людях в короткой юбке, без платка или в расстегнутой рубахе – срам. Жили в одном доме: старики, родители, дети, внуки. Ели из одной огромной миски, вместе шли на работу. Алкоголь, табак веками были под запретом. И даже в послевоенное время выпивали только осенью, когда азербайджанцы привозили из долины вино и меняли на картошку. Ныне же все изменилось.

- Наши дети ушли из рук наших, из повиновения и послушания, - сокрушается пресвитер. – Вспоминать аж жутко.

- Сейчас вся молодежь в блуд подалась, в бесчинства, - вторит ему Марфа Богданова. – Весь мир под одну музыку танцует. Вот и наши дети пропали.

Да, это самая большая боль молокан. Их дети и внуки отходят от веры – самой чистой, но и самой тяжелой в служении. Мирские прелести и соблазны предпочитают заветам предков. Хотя, с другой стороны, и винить их трудно: если не будешь жить, как все – заклюют. Времена самопожертвования во имя Слова Господня, видимо, прошли.

Но пока они, старики, еще живы – жива и вера малоканская. И торжественное песнопение вновь наполняет храм в Орбельяновке:

«О, отвори, отвори,
Господу двери свои.
Он в твое сердце войдет,
Мир и любовь принесет!».