В зоне отчуждения

...Листаю глянцевые страницы небольшого сборника с малозначительным названием "Новые места на карте Украины". Припять. Тихая полноводная река, обрамленная десятками прозрачных глубоких озер, замысловатыми зигзагами прочертила украинское и белорусское Полесье. Такое же название носит и город, выросший на берегу реки-тезки. В начале 80-х он был еще невелик. Вблизи раскинулись корпуса первой на Украине атомной электростанции. Повсюду просто поразительная для строящегося города чистота, масса зелени, цветов. Рассматриваю фотографии атомоградцев – уцелел ли кто-нибудь из этих белозубо улыбающихся парней 26 апреля 1986 года, когда взорвавшийся четвертый реактор Чернобыльской электростанции превратил Припять в город-призрак?...

Александр Мохов – потомственный офицер. В 1965 году с отличием закончил Ульяновское танковое училище. Из Приволжского военного округа молодой лейтенант попал в Дальневосточный. Потом служил в Центральной группе войск. В 1979-м Мохов – командир танкового батальона – “переквалифицировался” в заместителя начальника краевых курсов гражданской обороны, семья переехала в Ставрополь.

– Команда лететь в Ростов поступила 28 апреля 1987 года, - рассказывает Александр Васильевич. – Что это за командировка, было ясно как дважды два – уже год на Украине шла ликвидация последствий аварии на Чернобыльской АЭС...

29 апреля в два часа ночи батальон, возглавляемый подполковником Моховым, был в Гомеле. Расселились в палаточном городке в сорока минутах езды от станции. Военнослужащие снимали вентиляционные кожухи. Дозиметры страшно "фонили". Дозволенное время работы – одна минута. Люди выстраивались в цепочку по пятнадцать человек. Выходит на крышу первый – откалывает ломом несколько кусков бетона. Второму шестидесяти секунд хватало только на то, чтобы сложить их в контейнер... Отработав "свою" минуту, мужчины спускались в специально оборудованную комнату отдыха – она была со всех сторон обшита свинцом, где и дожидались остальных. Были и другие объекты, где можно было оставаться чуть дольше – до 15 минут.

Но даже за эти считанные минуты можно было "схватить" дозу, в несколько раз превышающую норму. Никто из офицеров за этим особо не следил: дозиметр на шею и на крышу реактора! А Мохов даже сознательно занижал количество "своих" рентген: "Слышишь, будь другом – запиши мне полрентгена" (вместо одного). Объяснялось столь странное поведение очень просто: получив критическую дозу облучения, человек должен был немедленно покинуть зону отчуждения. А разве мог он, командир, оставить своих ребят и уехать?..

В экстремальных ситуациях русский человек показывает, как он велик. Уникален! Нет, никогда не будет в России долговечного асфальта и ухоженных газонов. "Голландцами" и “немцами” никогда не станем. А герои у нас всегда найдутся! Чем можно объяснить подвиг (а что же это, если не подвиг?) офицеров, добровольно вызывавшихся водрузить флаг на вершине четвертого (взорвавшегося) реактора? Ни одного из них уже нет в живых – умерли от лучевой болезни.

Что это было? Глупость? Пустое бахвальство? Поистине "умом Россию не понять"...

Вскоре батальон Мохова перевели на окраину Припяти, в поселок Новошепелевичи. Зона отчуждения напоминала кадры из фантастического фильма ужасов: зияющие глазницы мертвых домов, на окнах сухие цветы, на веревках уже год сушится белье, в домах выбиты двери (мародеры), всюду разбросаны вещи: меха, украшения, детские игрушки, кто-то в спешке забыл на холодильнике сберегательную книжку...

По улицам бродят одичавшие животные. Рассказывали, что шарики и мурзики каждый день возвращались к разоренным домам – не вернулись ли хозяева? Посидят-посидят и уходят, а на следующий день снова застывают скорбными столбиками у некогда родных жилищ...

– В Припяти, там, где это было возможно, мы дезактивировали дома, – продолжает рассказ Мохов. – Мыли стены, крыши, заборы. Те, что не подлежали дезактивации, сносили бульдозерами и закапывали в землю. Сжигать нельзя – рыли "могилы" для хат, техники, деревьев...

Когда-то Припять окружал Рыжий лес. Теперь его нет: только желтый песок и равнина, где не растут ни трава, ни кусты. Рыжий лес принял на себя удар ядерной стихии. И исчез. Его погребли в земле. Неподалеку от саркофага осталось одно-единственное дерево – сосна с причудливо изогнутыми ветвями: кажется, что это человек в ужасе закрыл глаза руками. Сосну оставили в память о тех, кто сражался с ядерной стихией, и о тех, кто погиб здесь в годы Великой Отечественной (на ветвях до сих пор остались следы от веревок - немцы казнили здесь партизан). Сюда, к облученной сосне, предприимчивые люди привозят ныне экскурсии – сфотографироваться у мертвого исполина...

Уже через несколько дней командировки у всех першило в горле, люди жаловались на головную боль, саднящий кашель, слабость, металлический привкус во рту. Если не выдерживала японская супертехника – шагающие экскаваторы "сгорали", не дойдя до очага аварии, – то что говорить о хрупком человеческом организме?

– Правда, медики давали нам какие-то таблетки, – вспоминает Александр Васильевич. – И хотя, скорее всего, это были “пустышки”, мы их исправно принимали.

Выдавали ликвидаторам и респираторы-"лепестки", мало-мальски защищающие от пыли. Но – странное дело! – человек устроен так, что чувство опасности и страха за собственную жизнь очень скоро притупляется, уступая место какой-то необузданной бесшабашности. Словом, заскучав, мужики на скорую руку соорудили футбольное поле, залили его водой, чтобы "осадить" радиоактивную пыль, и в свободное время часами гоняли мяч.

Ходили в лес и, если попадалась по пути ягода, не задумываясь, отправляли ее в рот... Вовсю уже ходили-разгуливали по батальонам свеженькие анекдоты про чернобыльские яблочки, которые сообразительные соотечественники якобы нарасхват раскупали для тещ и начальников...

Тогда еще мало кто понимал серьезность и жестокую необратимость чернобыльской катастрофы. Только-только стали появляться в несуществующем теперь Союзе свежие могильные холмы. На табличках, кроме фамилий, дат рождения и смерти, – ни единой строчки. Родственников "ликвидаторов" люди в штатском запугивали какими-то государственными тайнами, "за разглашение которых...".

До командировки Александр Мохов, как он сам выразился, "читал газеты при луне". А потом даже при ярком солнце стал надевать очки. В последнее время очень беспокоят головные боли и ломота в суставах...

За участие в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС подполковник Мохов был награжден Орденом Мужества, только почему-то через десять лет после той командировки...