06:00, 29 марта 2002 года

Пропавшие или пропащие?

Сознаюсь, у меня так и не хватило профессионального мужества, чтобы позвонить в эту семью – уточнить какие-то недостающие детали, расспросить подробности. Горе там, в этой семье. Сначала пропал, а потом был найден убитым ее глава. Впрочем, чтобы понять суть, наверное, можно обойтись и без этих деталей.

Дело было так. Ушел мужчина на работу. А вечером не вернулся. Пропал. Вместе с автокраном, на котором работал. Долго не могли найти ни мужчину, ни автокран. А потом нашли труп. Автокран растворился на бескрайних просторах то ли Ставрополья, то ли еще где.

Согласитесь, не иголка в стоге сена, – большая машина. А вот она была, и нету. Да бог с ним, с краном, вернулся бы живым-здоровым пропавший вместе с ним человек. Но кран – в силу размеров хотя бы - для непросвещенной в юридических и криминальных тонкостях семьи казался той путеводной ниточкой, которая помогла бы найти и человека.

Мысль, конечно, интересная и правильная. Особенно если учесть, что Ставрополье как приграничный край, по заверению наших милицейских начальников, "закрыт" достаточно плотно. Реалии, как оказалось, достаточно далеки от заверений. И не только в данном случае.

Вопросы об этом конкретном ЧП и вообще о положении с розыском пропавших без вести я задала на последней пресс-конференции в ГУВД СК, которую проводили заместитель начальника главка полковник Владимир Еремченко и три начальника райотделов краевого центра. Ответ тоже нужно разделить на две части. По конкретному случаю было сказано, что труп убитого обнаружен, уголовное дело возбуждено и расследуется. От крана не осталось даже следов. А заявление о розыске этого мужчины поступило в милицию через двое-трое суток. А раз нет заявления – нет и ориентировок, нет и организованных поисков.

Тут позволю себе усомниться в верности сказанного выше. И вот почему. Жена убитого мужчины утверждает, что она обратилась в милицию утром следующего дня, после того, как муж вечером не вернулся с работы. Нет, она не пишет нынче жалоб на действия сотрудников милиции. Но в душе живет такая обида на них и такая боль... По всей видимости, именно за это упущенное вре-мя и удалось отогнать автокран в укромное место, возможно, на территорию сопредельной Чеченской республики (по нашим данным, такая версия у следствия есть). Как кран прошел все посты – это вопрос отдельный, напрямую к теме сегодняшнего разговора не относящийся.

Теперь что касается обобщений. На этой же пресс-конференции нас, журналистов, заверили, что трехдневный срок, после которого только и берут заявления о пропавших без вести в милиции – это человеческий и журналистский миф, который нас и попросили развеять. Берут немедленно.

Рада была бы миф развеять. Если бы он не оказался... правдой.

В один из дней прошлой недели я позвонила в дежурные части всех трех райотделов краевого центра. Вопрос звучал так:

– Подскажите, пожалуйста, как мне поступать: вчера вечером не вернулись домой и не ночевали родственники.

Ответы всех трех РОВД разнообразием не порадовали:

– Если не объявятся в течение трех суток, потом приходите с фотографией.

– А раньше нельзя? – настаивала я.

Тут мнения разделились. В Ленинском и Октябрьском райотделах отрезали, что нельзя. В Промышленном сказали, что, если обстоятельства экстраординарные, то могу приходить с фотографией прямо сейчас.

Чуть отвлекусь от темы. При этом пофамильно представился один дежурный – из Ленинского РОВД. Еще один при разговоре со мной использовал, скажем так, не вполне официальную лексическую единицу.

Но что, собственно, все же делать тем гражданам и гражданкам, у которых ушли и не вернулись родные, друзья, дети? В эти же дни мои родственники не пришли домой к договоренному сроку. Люди они, здоровьем не блещущие. И, естественно, я очень волновалась. Уже "обогащенная" вышеизложенными знаниями, просто не решилась позвонить в милицию. Но что-то нужно было делать. Я обратилась в службу спасения с тем же самым вопросом: как поступать в такой ситуации? И сразу же получила четкие инструкции: поспрашивать соседей, обзвонить знакомых. Пока я всем этим занималась, начальник смены Лариса Борисовна Даниленко связалась со "скорой помощью" и обзвонила райотделы милиции. ЧП не было, но и следов не было. Состояние мое явно приближалось к паническому. Тут-то родственники и вернулись. И, слава богу, что все закончилось хорошо.

Так что, исходя из собственного опыта, могу порекомендовать сначала позвонить в службу спасения: там и совет дадут, какие действия предпринимать, а от каких воздержаться, и помогут конкретно.

А что касается обращений в милицию в случае исчезновения человека, все же идите и туда. И требуйте, если вам откажут, чтобы у вас немедленно приняли заявление. Во всяком случае, именно так рекомендует поступать Владимир Еремченко. А по результатам моих телефонных изысканий он пообещал разобраться.

Hо дело, как мне кажется, не в наказании конкретных людей, с которыми я столкнулась (поэтому я сознательно не называю день недели), а в том, чтобы сломать систему, которая делает пропавших людей пропащими. В милиции есть такое понятие – вполне профессиональное – преступление раскрыто в течение "дежурных суток". И уже не только для милиционеров, но и для простых граждан, насмотревшихся и триллеров, и киллеров, не секрет, что, если преступление не раскрывается по "горячим следам", шансы на успех падают пропорционально ушедшему времени. К заявлениям о пропажах людей – отношение иное. Видимо, потому, что они порой оказываются ложными.

Но далеко не все. И за каждым таким реальным заявлением – чья-то жизнь или смерть...

«Пропавшие или пропащие?»
Газета «Ставропольская правда»
29 марта 2002 года